Психиатр
Шрифт:
— Не хотите ли подумать немного? Не забывайте, что речь идет о вечере пятнадцатого июля, что вы дали присягу и сказанное вами повлияет на мнение присяжных.
— Я з-з-з-наю.
— Итак, вы абсолютно уверены, вечером пятнадцатого июля были в контактных линзах?
— Да.
— Это те же самые линзы, которые вы носите сейчас?
— Да, — сказал он смущенно, словно то, что он их носил, было преступлением.
— И вы в них сейчас, несмотря на то что не ведете машину?
—
— Да, я вас слушаю, вы их носите все время, потому что у вас слабое зрение, могу себе представить…
— Да, а также для ц-ц-цве-та.
— Для цвета?
— Да, они синие, а глаза у меня карие, — сказал он, краснея от признания, выдававшего его кокетство.
— Ага, понимаю, благодарю за откровенность. Значит, вы носите их все время. И в тот вечер, я имею в виду вечер пятнадцатого июля, вы тоже были в линзах?
— Д-д-да.
— Свидетель Рид, мы получили копию документа, заполненного вами восемнадцатого июля этого года, то есть спустя три дня после нападения, жертвой которого стала мадемуазель Шилд пятнадцатого июля. Этот документ, который на самом деле является анкетой вашего офтальмолога, был дан вам для заполнения перед тем, как вам выписали новые контактные линзы. Это ваша подпись? — спросил прокурор, показывая копию документа.
Рид ознакомился с бумагой и вынужден был признать:
— Да, э-это… это…
— Я понимаю, спасибо, — это ваша подпись. В анкете, отвечая на вопрос: «Это первая ваша пара линз?» — вы пометили вариант «да».
Рид мучительно подбирал слова. Он посмотрел на адвоката Шмидта. Он не мог себе представить, чтобы противная сторона могла обнаружить подобные документы и он окажется в таком замешательстве.
Прокурор продолжил:
— Господин Рид, могу ли я попросить вас снять контактные линзы?
— Протест, ваша честь!
— Господин Рид, пожалуйста, суд просит вас подчиниться просьбе доктора Кубрика, — сказал судья.
Свидетель вынул из кармана маленький пластмассовый контейнер, открыл и со всей осторожностью поместил туда линзы, руки его дрожали. Он чувствовал, что расплата близка и отступать ему больше некуда. Вынув линзы, он поднял голову, и те, кто находился от него на незначительном расстоянии, могли теперь констатировать, что его глаза были карими.
Он посмотрел по сторонам, немного напоминая крота; ему явно было неловко.
В это время прокурор попросил кого-то из публики встать. Его выбор был не случайным. Это была молодая женщина тридцати лет, мальчишеской внешности, с коротко стриженными черными волосами… Будучи довольно высокой, она носила костюм, который был похож на мужской, а красный галстук только усиливал это
Женщина отошла от скамьи для свидетелей так далеко, насколько это было возможно, оказавшись прямо перед присяжными, на которых она посмотрела с улыбкой, а потом повернулась к ним спиной.
— Господин Рид, человек, который сейчас стоит перед вами примерно на расстоянии двадцати пяти шагов, как раз половина дистанции, на которую удалены друг от друга бар и танцпол, где вы видели Катрин Шилд, танцующей с господином Ди Паскуали вечером пятнадцатого июля. Не могли бы вы описать человека, стоящего перед вами?
Ужасно нервничая, но все же решив сохранить хорошую мину при плохой игре, Рид начал:
— Э-э-э-э-это ммм-мужчина примерно тридцати пяти лет. У него черные волосы.
По залу пронесся ропот возмущения. Доктор Шмидт сжал кулаки. Этот придурок Кубрик полностью дискредитировал его свидетеля!
Заметив, что происходит что-то не то, свидетель поспешил вставить обратно контактные линзы и сразу же обнаружил, как он оплошал.
Он бросил удрученный взгляд в сторону адвоката, в то время как молодая женщина заняла свое место, а прокурор с победоносной улыбкой на сияющем лице заключил:
— Спасибо, господин Рид. На этом все!
Глава 62
Он обладал кошачьей и несколько неестественной красотой, которая так идет беззаботной молодости. Высокий, с обольстительной улыбкой, Дино Ди Паскуали в свои двадцать пять лет являл собой воплощение донжуана: голубые глаза, белокурые волосы, как у Роберта Редфорда. Кличка «Жиголо» была присвоена ему не без причины, так как он имел большой успех у женщин, его обаяние покоряло и вдов, и богатых легкомысленных замужних дам.
Вызванный в качестве свидетеля защиты доктором Шмидтом, он появился в льняном костюме кремового цвета, очень легких сандалиях и белой рубахе, расстегнутой на груди, — густые светлые волоски были взъерошены несколькими золотыми цепочками.
— Господин Ди Паскуали, — начал Шмидт, — вы были в баре «Гавана» вечером пятнадцатого июля этого года?
— Да.
— В котором часу вы туда пришли?
— Около десяти.
— Тем вечером вы впервые увидели мадемуазель Шмидт?
— Да.
— И что произошло на самом деле?
— Это было как удар молнии!
— Вы для нее?
— Нет, она для меня!
— Почему вы так говорите?
— Потому, что она оказалась возле меня на танцполе, чтобы пожелать счастливого дня рождения. Потом она сказала: «Я слышала, как о тебе говорили, кажется, ты танцуешь как бог. И вроде бы ты еще много чего делаешь как бог».