Психическая атака из будущего. За Колчака и Каппеля!
Шрифт:
Лохвицкого прорвало, лицо покраснело — генерал говорил все, что у него накипело в душе. Генерал Дитерихс слушал оторопело, чуть не выпучив глаза. Адмиралы многозначительно переглянулись, и Семенов уловил этот молчаливый разговор. Они явно знали больше Лохвицкого.
И тут Семенова ослепила мысль в мозгу — в Иркутске не Арчегов, а некто другой. Ротмистр не просыхал от водки, какая там морская программа, если он броненосец от миноносца не отличит. И знать о том, как действовали на Западном фронте немецкие штурмовые группы или английские танки, он не может по определению.
Сам
— Зачем так, — Арчегов недовольно поморщился, но ничего другого сделать не мог, только смириться. На перроне у парадного входа вокзала, который между собой путейцы называли губернаторским, толпились встречающие. Его самого, ставшего в одночасье еще и военным министром.
За ними ровными шеренгами выстроился казачий взвод. Станичники были одеты по форме. Но с белыми ремнями, туго затянутыми на шинелях с накинутыми башлыками. Именно ремни бросились в глаза — ведь белый цвет полагался только гвардии, в которой иркутские казаки никогда не служили.
Арчегов отошел от окна и нахмурился. Криво улыбнулся — «привыкай, брат, к почету. По „железке“ с бронепоездом ездить будешь, с постоянной охраной ходить, да почетный караул приветствовать. Ныне ты не хухры-мухры, а военный министр и командующий армией. Удавиться можно».
Сходил со ступенек вагона Константин несколько вальяжно, раньше он просто спрыгивал. Но тут, как говорится, положение обязывает. Адъютант поддержал его за локоток, а сам полковник придерживал рукой шашку, которая так и норовила залезть между ног и принудить его к падению. Обошлось, и Константин остановился, глядя, как к нему, взяв под козырек, чеканят шаг два генерала. Атаман ИКВ Оглоблин и и.о. начальника Иркутского военного округа и одновременно и.о. начальника Генерального штаба и заместитель военного министра генерал Вагин, получивший этот чин вчера во второй раз. Первое производство было еще при Колчаке.
Вокзальные фонари тускло светили, но главное освещение давала яркая луна, да и россыпь звездочек ей в подмогу. Выслушав доклады генералов, Константин подошел к строю и поприветствовал казаков, получив в ответ их дружное рявканье с повышением до «вашего высокопревосходительства». Да уж, чем меньше народа в государстве, тем больше чинов и прочей начальственной мишуры. Недаром половина генералиссимусов и фельдмаршалов приходится на страны, которые и на карте толком не разглядишь, только если лупу в руки взять.
— К Петру Васильевичу немедленно, потом отдыхать. Завтра с утра заеду к Ефиму Георгиевичу!
Генерал Вагин послушно кивнул и отошел отдать
— Ваше приказание выполнено! Эсеры ликвидированы!
— Надеюсь, без шума? — осведомился Арчегов, выстрелы в центре города могли вызвать нездоровый интерес.
— Мой помощник есаул Лукин по одному вызывал их к себе, а там колотушкой по голове. Ни один не пискнул. Тела на подводы погрузили, и в прорубь на Ангаре у Ушаковки покидали. Улицы пустынны — комендантский час. Полночь близится.
— Кх, кх, — поперхнулся Константин. История повторяется, какие бы выкрутасы до того она бы ни делала. В прошлыйраз членов Политцентра казнили на ледоколе «Ангара», их по одному выводили на палубу, а там Лукин насмерть бил по голове. Тело затем скидывали в Байкал, под крошащийся лед. Вот так-то. Сейчас произошло почти то же самое, только без ледокола дело обошлось. Вот такая гримаса истории.
Жалости к жертвам, как ни странно, Константин совершенно не испытывал. За эти дни он прочитал десятки документов и донесений, в которых описывалось, что творят красные и особенно партизаны. Колотушка Лукина жалкий лепет и верх гуманизма, если цинично признаться.
В тойжизни Костя носил пионерский галстук и маршировал в дружине, названной именем легендарного партизана Бурлова. А что делает сей достойный муж сейчас? Летом прошлого года приказывал убивать крестьян, что отказывались поддержать партизан. Способы умерщвления различные — любой маньяк удавится от зависти. Одна Сизовская резня чего стоит, когда семью казака Сизова, чьи предки назвали остров на Ангаре своей фамилией, истребили. Мороз по коже и рвота, когда прочитал. А сейчас лютует, как Дракула, под лед живыми людей спускает, что красную власть принимать не желают. Но не он один такой — другие партизаны тоже зверствуют.
Или еще один «герой» революции, чьим именем что только не названо было в то время и которого похоронили у парка культуры и отдыха. Типа — идете на отдых, поклонитесь пионеры «дедушке» Каландарашвили. А отдыхать будете на костях своих предков, попирая ножками их могилы, — парк-то разбит прямо на кладбище. Памятники снесли, детские площадки и аттракционы построили, и веселись, детвора. И рачительность коммунисты проявили — чего памятники выбрасывать, камень хороший, добротный. И приспособили в основание дома на Горького, и сверху прикрепили — «авиакассы». Летайте самолетами! Красота! Аж слезу вышибает…
А погибший от пуль казаков в Якутии «дедушка» тот еще кадр, очень пылкий грузин. Сослали из теплой Картлии в холодную Сибирь, тут он и прижился. Под теплым боком вдовиц. Вернее, мужа они теряли после того, как с молодым джигитом сходились, потеряв голову в пылу огненной страсти. А дальше стаканчик вина с цианидом или подушка на личико пьяному супругу, и на погост относи. А «герой», прибрав к грязным ручонкам барахлишко и золотишко, бросал любовницу, отчаливал и приставал к «новому теплому бережку». А отвергнутая «любовь» молчала, как в рот воды набрала — не на себя же в полицию доносить.