Психоделическая пишущая машинка

Миронов Дмитрий

Она вспомнила адрес.

– И приходите вечером. Если что, стол раскладной еще есть.

Ника сказала, что если найдут деньги, то обязательно. Но дама не слушала, ей было, скорее всего, наплевать. Ее дело пригласить.

– До вечера, девочки. Никита, привет отцу.

– Передам…

***

Полина толкнула стеклянную дверь под вывеской «Вертеп». Вонь перегара и табака ужалила ноздри. Несколько человек за одним столом, единственные посетители, обернулись. Повисла тишина…

– Мы закрыты.

Сказал

страшный лысый человек. Ника и Полли замерли, как кролики, брошенные в серпентарий. Из боковой двери вышел жирный юноша. Он застегивал ширинку. Лысый крикнул с кавказским акцентом:

– Э, зачем они здесь?!

Юноша округлил глаза.

– Чо, вырубать?

– Не спеши…

Портьеры за стойкой бара разъехались в стороны, появился чрезвычайно худощавый мужчина в костюме и галстуке.

– Здравствуйте, мы к Абраму Джохаровичу…

– Это я. Знаю, Ольга только что звонила.

Он осовело уставился на разные носки Никиты. Быстро опомнился:

– Ну, показывайте.

Взял картину за бока. Глаза его бегали в разные стороны, как у хамелеона. Он разглядывал каждый сантиметр. Подошли остальные, не менее страшные, плосконосые, с неправильными черепами.

– Это эти, как их, – Абрам Джохарович нарисовал носом перед собой воображаемую спираль, – те, что крутанули сальтуху с крыши? Показывали на днях…

– Нет, не они.

Босс думал. Остальные смотрели то в картину, то на босса. Раздался чей-то шепот:

– Супрематизм…

– Сколько?

– Пять…

– Не слышу.

– Пять тысяч!

Повисла пауза. Скрипнула кожаная куртка, кто-то шепотом выругался или восхищенно похвалил, было непонятно…

– Я вам что – больной пизды ребенок?!

Неожиданно заорал Абрам Джохарович. Голова его метнулась в профиль, как у потревоженной птицы. Нижняя челюсть оттопырилась, глаз надулся и вместе с бровью вылез на лоб. Он ждал ответа. Картину бережно подхватили и вернули Никите.

Босс заходил по залу. Оказывается, это случился телефонный звонок на невидимую гарнитуру. Абрам Джохарович стал ругаться с кем-то на нескольких языках.

– Я тебе кадык выгрызу! Чичи протараню, гетваран, оноаназысским!

Люди рассыпались по углам, стали названивать кому-то, ругаться, приказывать куда-то подъехать…

Через минуту все пропали через дверь и между портьер. Остался один лысый. Он махнул рукой.

– Э, ви еще здесь? Давай, дасвидания.

– Твою ж мать, – сказала Никита, когда они снова очутились на свежем воздухе, – чуть не описалась. Спасибо тебе, тетя Оля.

Народу на улицах становилось все больше. Заканчивались пары в университетах. Ника чувствовала себя дурой с этой нелепой брезентовой папкой под мышкой.

– Пошли к Степе. Если он ничего не посоветует, все. Можно будет идти к тебе и уныло точить салатики.

У Храма Спаса на Крови быстро нашли, кого искали. Лотки с матрешками и прочими сувенирами, казалось, никто не охраняет. Но стоит подойти, сразу появится дядя Степа. Продавцов можно сразу отличить от туристов по испитым

и обветренным лицам.

– Как торговля? Здравствуйте!

– Привет.

После того, как Никита уволилась, дядя Степа больше продавцов не брал, торговал сам. Пандемия не прошла бесследно. Теперь вот финны пропали.

– Одни китайцы ходють…

Ника рассказала, что привело ее сюда.

– Ну, есть один. Сколько ты хочешь?

Ника назвала цифру.

– Скажу куда идти. Десять процентов мне.

– Конечно.

– Будет спрашивать, говори, картин много. И что ты, начинающий художник. Он иногда покупает всякий хлам, надеясь, что автор будет знаменит. Мечтает на этом разбогатеть.

На мосту стояла компания алкашей. Степан окликнул одного:

– Вовчик!

К ним метнулся краснорожий дедушка лет семидесяти.

– Проводи к Артутру. Это наши.

– А! – обрадовался дедуля, – ну пойдем.

– Спасибо, Степа.

– Привет отцу.

Вовчик был одет в короткие штаны чуть ниже колена. Ника не доверяла типам в таких штанах. Дед весело сообщил, что когда-то он прыгнул:

– Вот с этого моста! А здесь отобрали мешок с семечками у цыганки. Давно это было.

Он сыпал старинным жаргоном. Например:

– Здесь линию бомбанули с финиками…

И даже слегка закавылял, тем самым подчеркивая, бывшую свою крутизну. Ушли недалеко. Вочик, неожиданно, громко бзданул! И дал стрекача, убежал на другую сторону набережной к гранитным перилам. Рожа его стала еще краснее.

– Простите! Я наступил на лягушку!

– А куда мы шли-то?!

Ника захлебывалась смехом, Полина звенела, как колокольчик.

– Гонобобель! Артур Гонобобель!

Отдышавшись, Полина быстро нагуглила нужную личность. Оказалось, это совсем рядом.

Немного робея, постучали в дверь под вывеской латинскими буквами – gallery. Никто не открыл. Вошли сами, без разрешения.

За порогом им открылся выставочный зал. На белых стенах висели картины, тоже без рам. Ковровая дорожка вела к другим дверям, их было несколько. Скорее всего, самое грандиозное пряталось там, а это был всего лишь холл. Головки видеокамер висели в каждом углу…

– Я вас приветствую!

Появился импозантный мужчина в серебряных лосинах и домашнем халате. Чернявый, но не кавказец, скорее латино или еврей.

– Какие красавицы! Прошу! Меня зовут Артур!

Девчонки старались не смотреть ниже пояса хозяина галереи. Для этого хватило периферийного зрения и немного фантазии. Могло показаться, что у него в штанах сидит кролик или плюшевый медвежонок.

Прошли в другой зал. Здесь было просторнее и картин больше. Еще стояли два кресла с журнальным столиком. И целая роща фикусов и декоративных пальм в разнообразных кашпо. Артур водил указательным пальцем по стенам, называл имена художников, вероятно, глубокого андеграунда. Потому что, ни одной фамилии Ника не знала. И с удовольствием заметила, что ее «токсичная мазня» несравнимо лучше, чем весь этот «андеграунд».