Психоделическая сублимация

Селенин Мирослав

– Да, но сейчас я сильно изменился, – прохрипел голос, – и я уверен, что если ты впустишь меня и выслушаешь, то полюбишь вновь…

– И ты позовешь меня вслед за собой?

– Да.

– Но я не хочу, не хочу умирать! – взмолилась женщина и, сняв с груди крестик, приставила его к заткнутой платком замочной скважине.

Где-то в глубине Преисподней раздался страшный вопль. Хриплый голос затих. Видение исчезло. Платок выпал из замочной скважины. Подняв его с пола и с облегчением вздохнув, женщина вновь неожиданно сильно содрогнулась от ужаса: платок был мокрым не то от впитавшегося тумана, не то от слез безвременно покинувшего ее мужа.

– Рассказав

эту историю своей новой клиентке, – не без удовольствия потягивая абсент, продолжил мэтр Пастикуло, – я преследовал только одну цель: я хотел дать ей понять, что потусторонний мир, каким он существует в людском представлении, на самом деле является ни чем иным, как отражением их собственных поступков или мыслей. И чем чернее и пагубнее их поступки и мысли, тем более мрачные глубины непознанного разверзаются перед человеческим взором.

– То есть вы по существу объяснили ей то, мэтр, что ничего потустороннего якобы не существует, и что все эти людские видения суть игра их воспаленного определенными жизненными невзгодами и неурядицами воображения?

– Именно так!

– Это гениально, мэтр Пастикуло!

– Спасибо, Корански, ты ведь сейчас именно Корански, не так ли? – лукавый глаз Пастикуло заметно позеленевший от изрядного количества выпитого абсента, просверлил насквозь молодого человека.

– В общем-то, да.

– Я так сразу и понял.

– Простите, мэтр, но как восприняла рассказанную вами притчу ваша новая клиентка? Она, конечно же, подумала…

– Ну, естественно.... Она, конечно же, подумала, что гуляющий налево и направо ее собственный муж на самом деле не изменяет ей, а занимается тем…

– Что по четвергам и пятницам обращается в некое мифическое существо, являющееся к ней по ночам и пытающееся соблазнить ее?

– Да, Корански, да и еще раз да!

– Вы благородны, мэтр. Поверьте, я никогда этого не забуду.

– А как бы ты повел себя на моем месте? Ведь если бы я только попытался рассказать ей правду, она, чего доброго, вполне могла бы принять меня за сумасшедшего.

С этими словами трехметровый бородатый циклоп Пастикуло поднялся из-за стола.

– Ну мне пора, юноша. Надеюсь, ты не превратно, а правильно понял мой рассказ.

– Спасибо, мэтр, – полупрозрачное полутораметровое чем-то напоминающее безглазую гусеницу тело Корански вытянулось в струнку. – Теперь я ваш должник.

– Полно, разберись сначала со своей второй половиной, а уж потом, потом, если тебе будет не в тягость, ты, пожалуй, сможешь как-нибудь угостить меня тем же старым добрым абсентом, ибо без него моя борода… врочем, это уже не важно…, – шатающейся походкой гигантский циклоп направился к выходу.

– Еще одно мгновение, мэтр, – взвился в воздух воодушевленный Корански. – Где живет Ваша новая клиентка, и что она предпринимает против навещающего ее существа?

– Проспект Головастиков шестнадцать дробь четыреста восемьдесят пять тысяч триста двадцать один. Это так же верно, как семьдесят градусов в абсенте. А что она предпринимает против навещающего ее существа? Да, собственно говоря, ничего, если не считать, конечно, того что каждую ночь она затыкает замочную сважину носовым платком…

Полупрозрачная гусеница Корански и циклоп Пастикуло зловеще и цинично засмеялись.

Как всегда в отсутствии своего мужа бедная, запуганная жуткими видениями женщина, оставив непогашенным свет в коридоре и заткнув носовым платком замочную скважину, легла в постель и, сжав под подушкой ножницы, тщетно попыталась заснуть. Несмотря на советы врачей,

подруг и даже самого мэтра Пастикуло, она так и не сумела избавиться от посещавших ее по четвергам или пятницам жутких явлений. Невидимый тщедушный зверек то и дело проникал к ней в квартиру, забирался в постель, бегал по потолку, качался на люстре. Временами он так быстро перемещался из одного места в другое, что бедняжка едва успевала следить за его перемещениями. Иногда он затихал, затихал на такое долгое время, что, казалось, наступившая тишина вот-вот взорвется яростным истошным нечеловеческим криком. Однако, несмотря на все опасения, ничего подобного не происходило: существо, отлежавшись или отсидевшись, или сделав то, что ему было нужно, пошуршав еще какое-то время, как правило, исчезало из ее спальни где-то к середине ночи. И тогда, тогда ее забирал в свои объятия такой радостный и свежий Морфей…

– Милый, – шептала женщина, засыпая, – я знаю, что это ты приходишь ко мне в своем новом обличии и проверяешь, верна я тебе или нет. Прости, но я виновата только тем, что однажды, послушав свою подругу, лишь на мгновенье подумала о том, о чем никогда не должна думать ни одна порядочная женщина. Но верь мне, мой зверек, я останусь верной тебе всегда. Слышишь меня? Всегда! И если можно, ты лучше перестань ездить в эти дурацкие командировки и приходи ко мне по четвергам или пятницам в своем привычном для меня человеческом обличии. А так, прости, но иногда мне бывает очень и очень страшно… потому… потому, что пусть редко, но все же иногда мне кажется, что этот зверек, это странное мифическое существо – вовсе не ты, а…

Полупрозрачная гусеница Корански тихо подползла к квартире, расположенной по адресу: проспект Головастиков шестнадцать дробь четыреста восемьдесят пять тысяч триста двадцать один. Была пятница. Стояла зловещая безлунная ночь. Дверь квартиры, как и предполагал Корански, оказалась запертой.

– Вот дьявол! – выругался Корански и, вытянув свое тело в два раза, сузив при этом его диаметр, сунулся было в замочную скважину. – Платок. Тупая уродина. Неужели она действительно думает, что это может нас остановить?!

Просочившись сквозь ткань и попав в ярко освещенный коридор, Корански огляделся по сторонам:

– Маруш, ты здесь? Я знаю, что ты здесь! Выходи или я устрою тебе небывалую взбучку.

Так как ответа не последовало, Корански прополз чуть дальше и попал в освещенную торшером спальню. На огромной кровати лежала миловидная женщина, которую Корански сразу узнал не столько по описаниям мэтра Пастикуло, сколько по навечно застывшему в ее широко открытых глазах выражению ужаса и печали. Женщина в упор смотрела на него, Корански, и, казалось, совсем не замечала удобно устроившегося у нее между ног наглого Маруша, представлявшего из себя два перепончатых крыла с прилепленными к их основанию парой выпученных глаз и чем-то отдаленно напоминающим комариный хоботком.

– Так вот, оказывается, где ты пропадаешь?!– позеленев от гнева, закричала неполноценная гусеница Корански.

Женщине показалось, что воздух в комнате стал намного холоднее. Мурашки дурного предчувствия пробежали по ее телу.

– Кто здесь? Прошу вас, уходите! – не видя в упор ни одного из незванных гостей и к тому же не чувствуя тяжести горделиво восседавших на ней пары перепончатых крыльев, в исступлении закричала женщина. – Я больше не в силах это переносить!

– Как ты нашел меня, Корански, – захлопал крыльями застигнутый врасплох бедолага Маруш, – неужели наши стрекозогусеничные собратья выдали меня?