Психоделическая сублимация
Шрифт:
– Какое это имеет значение! Ты предал меня! Ты имел наглость уверять меня, что улетаешь в клеверную долину подышать свежим воздухом и посмотреть на игры гигантских бабочек, а сам… сам… – из всех щелей узловатого тела Корански забрызгала желтая жидкость.
– Не надо брызгать слюной, дорогой, ты ведь прекрасно знаешь, что несмотря ни на что, я всегда возращаюсь на место – ведь мы с тобой, – на глаза “пары крыльев” навернулись слезы, – ведь мы с тобой…
– Одно целое, правда? – вторила Марушу его полупрозрачная гусеничная половина Корански.
– Конечно, – ответил Маруш и, легко взмахнув крыльями, быстро перенесся
Две половинки слились в одно целое.
– Вот так-то лучше, – удовлетворенно крякнул не то Корански, не то Маруш.
– Никаких обид?
– Нет. Но при одном условии.
– Каком?
– Нам надо раз и навсегда покончить с этим, – гусеница Корански многозначительно вытянулась в направлении забившейся в угол кровати насмерть перепуганной женщины.
– Нет никаких проблем. Она меня больше не интересует. И вообще все эти люди – странные существа, – отозвалась верхняя половина Маруша Корански.
– Тогда за дело.
– Начинай.
Сломленная долгой борьбой со сном и, как обычно к утру, успокоившаяся женщина, закрыла глаза и, умиротворенная, увидела во сне вернувшегося из командировки ее любимого и ненаглядного мужа. Она хотела было подняться с постели и поприветствовать его, как вдруг он неожиданно накинулся на нее и, вынув из-за пазухи полиэтиленовый пакет, надел ей через голову и, улыбаясь, долго смотрел, как, задыхаясь, она засыпает наверное одним из самых крепких в ее жизни снов…
Дождавшись, когда женщина заснула, Маруш и Корански – точнее, Маруш Корански осторожно, чтобы не разбудить ее, надвинул ей на лицо подушку и, взгромоздившись сверху, абсолютно дурацким, хоть и мало кем различимым голосом, запел:
Спи, моя радость, усни.
В небе погасли огни.
В Геенне Огненной сильнее прежнего разбушевался огонь. Мир содрогнулся. Птицы на мгновение прекратили свой утренний щебет.
Вечером следующего дня одухотворенный и как будто заметно помолодевший Маруш Корански вновь предстал перед пронзительным взором Пастикуло.
– Мэтр, я могу отвлечь Вас еще на несколько минут?
Единственный глаз бородатого циклопа сузился до щелки, напоминавшей бойницу:
– Я вижу, Маруш Корански, ты окрылен, а, значит, воспринял мои вчерашние рассуждения не как…
– Шутку, мэтр, и не как притчу, а как руководство к действию. И вот результат – как видите, мы снова вместе с моей прекрасной половиной!
– Что ж, сын мой, она действительно прекрасна, за что, кстати, и можно выпить…
– Не нарушая добрых традиций – абсента, отец Пастикуло?
– Абсента, Маруш Корански, абсента. Вы очень гармонично смотритесь вместе!
– Спасибо, мэтр. Теперь, я надеюсь, моя вторая половина едва ли когда-либо покинет меня, ибо…
– Ты уничтожил следствие?
– Да, и теперь мне осталось докопаться до первопричины.
– И ты хочешь, чтобы я тебе в этом помог?
– Мэтр, я в который уже раз поражаюсь вашей прозорливости.
– Хорошо. Но давай выпьем сначала за твои крылья! И да не будут они более никогда обрезаны!
– И за вашу бороду, мэтр Пастикуло! И да пусть она растет вечно, орошаемая абсентом!
АЛЬ ЗАРАН – СОЧИНИТЕЛЬ
Далеко в лесу, на берегу замшелого пруда, то ли в доме, похожем
А то, что Аль Заран был личностью неординарной, поверьте, видно не только из его произведений, которые вы наверняка читали, а если нет, то скоро, безусловно, прочтете, но и по его внешности и, если так можно выразиться, манерам. Аль Заран был высок, сутул, лыс и худощав, а манеры, о которых я упомянул чуть выше, отсутствовали у него напрочь. Что же до его творчества, то об этом стоит сказать особо. Порой оно уводило сочинителя в такие дебри, то даже дремучий лес, в котором он обитал, мог показаться оживленной улицей города или известным на весь мир курортом. Да, творчество его было запутано, чудовищно, а временами и натуралистично. По существу говоря, Аль Заран не был писателем, он был именно сочинителем, создающим свой собственный ирреальный мир.
В этом мире роль человека была низведена до роли инфузории в ходе эволюционного процесса. А остающееся многим непонятным огромное пространство, порожденное человеческой фантазией и населенное мириадами небывалых существ, представлялось Аль Зарану не чем иным, как истинным воплощением Вселенной. И каждый раз, садясь за комьютер, он заполнял этот ирреальный мир какой-нибудь очередной малопонятной частицей фантазийного вещества. А поскольку мысли самого Аль Зарана по большей части были окрашены в черный цвет, то мир, который он воссоздавал в своем творчестве и активно навязывал читателям, был миром таких чудовищ, греха и порока, как если бы Ад мог существовать на Земле, а не на небесах.
Питался Аль Заран скромно: дичью, на которую расставлял силки, и рыбой, которую вылавливал из пруда, закидывая на ночь сети. Примерно раз в месяц он вызывал такси и ездил в близлежащий супермаркет за предметами гигиены, выпивкой и сигаретами, которые закупал в неимоверных количествах. Вы верно удивились, когда узнали, что Аль Заран, несмотря на кажущуюся беспомощность, был способен довольно легко решать свои бытовые проблемы. Что ж, не удивляйтесь! Он был хоть и сочинитель, но отнюдь не дурак! Именно по этой причине я, в то время действующий сотрудник одной из американских спецслужб, и был заслан в это Богом забытое место. Да-да, вы не ослышались, как, впрочем, и сейчас – а тогда, в начале восьмидесятых, в особенности – мы были крайне заинтересованы в том, чтобы такие люди, как Аль Заран, работали в нужном нам направлении. Он хорошо умел запудрвать людям мозги, этот горе-сочинитель. И это было очень важно. Он знал или чувствовал, что такое страх. И умел управлять им.