Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Шрифт:
Нужно, однако, учитывать, что мотив жизни берется Пастернаком и вне связи со смертью (например, в сборнике «Сестра моя — жизнь») и в этом своем качестве требует специального разбора, который мы здесь не будем производить.
2.3.3.Психо-логика, свойственная Маяковскому, понуждала его видеть в смерти одно из интегративных слагаемых жизни. Смерть неотменяема (в этом Маяковский расходится с Северяниным), но вместе с тем она не ведет к тому, что мертвое выкидывается из жизненного хозяйства. Мертвый поэт подобен в последних стихах Маяковского («Во весь
Жизнь завершаема, но это — не полный ее конец. В стихотворении «Чудовищные похороны» Смех, как это ни парадоксально, еще участвует в самопогребении:
Смотрите: в лысине — тот — это большой, носатый плачет армянский анекдот. Еще не забылось, как выкривил рот он, а за ним ободранная, куцая, визжа, бежала острота. Куда — если умер466
Ср. о смерти-бессмертии у Маяковского: Krystyna Pomorska, Majakovskij and the Myth of Immortality in the Russian Avant-garde. — In: The Slavic Literatures and Modernism…,49 ff.
2.3.4.Как мы уже могли наблюдать на примере сценки Хлебникова «Мирсконца», жизнь у него выводится из смерти (детство героя здесь следует за старостью) [467] . Функция поэта, с хлебниковской точки зрения, — вкладывать живое в того, кто уже умер:
Мой разум,точный до одной энной, Как уголь сердца, я вложил в мертвого пророка…467
Ср. об этом тексте: Barbara L"onnqvist. Xlebnikov’s Plays and the Folk-Theater Tradition. — In: Velimir Chlebnikov.A Stockholm Symposium, 103 ff.
В мертвой голове поэта (в «черепе») слова и мысли оживают, приходят в движение, обретают творческую энергию:
Мой череп — путестан, где сложены слова, Глыбы ума, понятий клади <…> Рабочие, завода думы жители, Работайте, косите, двигайте! Давайте им простор,военной силы бег И ярость драки и движенье.Живое происходит на свет из мертвого. Женский организм, дающий жизнь, — это тело террористки, сеющей вокруг себя смерть:
В каждой женщине Засулич.Живое теряет свое главенство в целом мире и попадает в подчинение неживому:
Свершился переворот. Жизнь уступила власть Союзу трупа и вещи.Если карнавальная комика с ее контрапозитивной логикой выражает себя, среди прочего, в фигуре «рождающей смерти» (М. М. Бахтин), то для Хлебникова, как раз наоборот, комичной кажется нормальная для обыденного сознания импликация «из жизни — смерть». В «Зангези» газетное сообщение о самоубийстве заглавного героя, затравленного врагами, отнесено в разряд дурной «шутки»:
ВЕСЕЛОЕ МЕСТО Двое читают газету. Как? Зангези умер!Раз живое выводимо из мертвого, умирать должна именно Смерть, но ради новой своей жизни — ср. концовку драмы «Ошибка смерти»:
Барышня Смерть: Я пью, — ужасный вкус. Я падаю и засыпаю. Это зовется ошибкой барышни-Смерти. Я умираю <…>
Барышня Смерть
D2. Тоталитарная культура, или мазохизм
«Вот, скажем, чистый коммунист
И в то же время — мазохист
Хотя это — одно и то же
В виде деконструкции
Его как бы и нет, он самоуничтожен
Он как бы в коммунизме весь и в то же
Время
Вот этим самым он есть
Здесь —
Жестокая загадка для обладающего
грубой самоидентичностью»
I. Scriptum sub specie sovietica
1. Шизоидность или мазохизм?
1.1.1.Подобно В. Райху, Т. Райку (см. D1.I.1.2.1) и ряду других исследователей [468] , мы солидаризуемся в том, что касается соотношения садизма и мазохизма, не с поздней теорией Фрейда, а с ранней: мазохизм следует из садизма. Вместе с тем это лишь формальное единомыслие. Происхождение мазохизма из садизма получит у нас иное содержание, чем то, которое вкладывал в него Фрейд.
468
См., например: Wilhelm Stekel, Sadism and Masochism.The Psychology of Hatred and Cruelty (1929), Vol. 2, London 1935, 24–26; Bernhard Berliner, The Role of Object Relations in Moral Masochism. — The Psychoanalytic Quarterly,1958, Vol. 27, 39 ff.
Мазохизм завершает собой садистский период в психическом становлении ребенка точно так же, как обсессия является вторым шагом на истерической фазе психогенеза. В распоряжении маленького садиста находятся две программы поведения. Одна из них негативна: ребенок отказывается признать разлад, случающийся в симбиозе. Другая позитивна: выход из симбиоза восполняется за счет того, что ребенок сосредоточивает внимание на им самим производимом дефектном объекте — на испражнениях [469] >Анальная фиксация может принести субъекту лишь временное удовлетворение. Эквивалентность анального садизма оральному подготавливает крах и того и другого. Анальность в качестве замещения симбиоза, в рамках которого ребенок отождествлял себя с матерью, оказывается неким автосимбиозом, чей итог состоит в том, что субъект вынуждается идентифицировать себяс продуцируемым им никчемным, отбрасываемым, исчезающим объектом, т. е. видеть в субъектном негативную величину, впадать в мазохистское самоотрицание. Страдающий объект превращается в страдающего субъекта. Происхождение деидентификации, готовности к самоуничижению из смешения оральности и анальности было прослежено в первой части романа В. Г. Сорокина «Норма», где самые разные представители советского общества, какую бы ступень в его иерархии они ни занимали, изображаются как лица, одинаково жертвующие собственным достоинством в акте ежедневной копрофагии (причем они поедают детские испражнения — мотив, возводящий орально-анальную сущность мазохизма к онтогенетическим переживаниям) [470] .
469
Из личных наблюдений: двухлетний сын московского писателя Евгения П. называл уборную не иначе как «кухней», подчеркивая тем самым эквивалентность своих оральных и анальных интересов.
470
Ср. еще новеллу В. Г. Сорокина «Обелиск», в которой с темой советского патриотизма сопоставлена тема орально-анального инцеста между дочерью и матерью.