Психологическое консультирование, психокоррекция и профилактика зависимости

Григорьев Николай Владимирович

Вряд ли есть смысл говорить о наркоманах как об отдельной «субкультуре», скорее можно дифференцировать различные субкультуры по их отношению к наркотикам. К субкультурам «группы риска» относятся растаманы, хиппи, панки, рейверы (субкультура рейв-музыки), рэперы (субкультура музыки рэп), эмо, готы, байкеры и др. Нейтральными в отношении к наркотикам считаются субкультуры любителей аниме, натуристов, нудистов, а также «ролевики», толкинисты, и т. д.

Существуют субкультуры, в структуру убеждений которых входит запрет на потребление наркотиков. К таковым относятся объединения неонацистской и шовинистической направленности, а также субкультура Straight Edge (англ. – четкая грань, сокращенно sXe). Стрэйт-эдж – это мировоззренческое, этико-философское течение, основными принципами которого являются здоровый образ жизни (отказ от наркотиков, от курения, от алкоголя), разборчивость в половой жизни, самоконтроль. Движение возникло как противовес традиционному панк-мировоззрению с его слоганом «живи быстро, умри молодым». Слоган отказа: «Drug free» (англ. – «свободен от наркотиков»). Отказ обосновывается не просто вредом, причиняемым

потреблением наркотиков, а главным образом протестом против глобального корпоративного капиталистического мира, внешнего манипулятивного контроля, против потребительской культуры, навязываемой для получения прибыли. С помощью воздержания человек обретает способность самостоятельного критического мышления, контроль над своим телом и духом. Некоторая часть представителей этой субкультуры приемлет секс только в целях продолжения рода.

Молодежные субкультуры представляют собой действующие и технологически весьма эффективные механизмы социализации тинэйджеров, но социализации преимущественно неформальной, альтернативной или контркультурной. Западные исследователи обращали внимание на выработку устойчивой зависимости не только от самого наркотического эффекта, но и от разнообразных культурных артефактов вокруг него: «фенечек» и приспособлений, где физические ощущения (эйфория, снятие напряжения и др.) подпитывают субкультурные убеждения, и наоборот. Прием разных видов наркотиков предполагает овладение особыми, относящимися только к ним языками и обучение особым социальным и телесным практикам, сопровождающим подготовку, прием и выход из героинового, кокаинового и других подобных состояний [90].

Субкультурные феномены давно уже привлекают внимание исследователей своим разнообразием и неоднозначным влиянием на общество в целом. Угол зрения исследователя и степень детализации анализа этих явлений могут быть различны. Так, рассматривая молодежную субкультуру, сформировавшуюся в Российской Федерации в постперестроечное время, под углом зрения девиации правосознания и традиционных ценностей, И. В. Староверова, сотрудник Института социологии РАН, определяет носителей этой субкультуры как потерянное (для общества в целом) поколение [70]. До «либеральных реформ двух последних десятилетий, – утверждает автор статьи, – отечественная система формирования сознания и поведения молодежи базировалась на приоритете традиционной морали и нравственности». Новые программы и учебники, а также средства массовой информации способствовали «очернению отечественной истории, дегероизации поколений дедов и прадедов – строителей экономического и оборонного могущества советской сверхдержавы». В результате возникла массовая ценностно дезориентированная субкультура молодых людей. Обобщая результаты конкретных социологических исследований, автор так описывает социальную структуру исследуемого феномена: «В стране действительно уже третье десятилетие последовательно воспроизводятся «потерянные поколения» молодых граждан. Первое из них, повзрослев, так и не выбралось из состояния «потерянности», превратившись в поколение 35–45-летних; переболевшие пепси-коловским наваждением его представители на ином возрастном уровне воспроизвели свою социально-политическую инфантильность, общественную расхлябанность и свою общую неприкаянную неуверенность. Второе поколение рубежа прошлого и текущего десятилетий (группа нынешних 25–34-летних россиян) почти адекватно воспроизвело эти же черты социального инфантилизма. Немногие из них с пользой для себя и отечества усвоили нравственные нормы «цивилизованного» рыночного, то есть нацеленного на достижение экономического благополучия общежития, большая же часть пытается сегодня компенсировать свою потерянность неумеренным пьянством, безалаберностью, лакейством, мелким шкодничеством. Между тем в сегодняшней России хаотически мечется нарождающееся третье «потерянное» поколение молодежи (не считая, естественно, небольших, преимущественно карьеристских сколков с нее: эти-то знают, чего хотят, только от их целеустремленности блага России не прибавится). Однако надо признать, что новое (третье с начала перестройки) поколение российской молодежи существенно отличается от двух первых: скажем, явственными тенденциями роста в нем леворадикальных настроений, на одном полюсе, экстремистских и даже фашистских – на другом. Это подтверждается данными социологических исследований самочувствия наиболее продвинутого отряда – студенчества». Статья завершается пессимистическим выводом: «Состояние правосознания и правоповедения современной российской молодежи не только не улучшается, а последовательно ухудшается. Главная причина – несостоявшиеся надежды на кардинальное улучшение уровня, качества и образа жизни в стране в целом, молодежи, в том числе».

Вообще, российская статистика – не только применительно к наркозависимости, но и к ее демографическому, социологическому базису – не дает поводов для оптимизма. Так, в статье из журнала «Социологические исследования» за 2008 год приводятся следующие цифры: «По оценкам специалистов, около 15 млн. наших сограждан являются «обитателями дна» (из них 4 млн. – «бомжи», 3 млн. – нищие, 4 млн. – беспризорные и брошенные дети, 3 млн. – уличные, привокзальные проститутки и т. д.). Здесь (среди этих групп населения) можно встретить обманутых вкладчиков, оставивших все свои сбережения криминальным «пирамидам»; людей, оставшихся не у дел в рыночной экономике, уволенных при ликвидации предприятий, беженцев, мигрантов, лишившихся жилья и работы и т. п. В жизни этих людей востребованы наркотики с тянущимся шлейфом криминальных эксцессов» [87]. Остается только надеяться, что статистика несколько «сгущает краски».

Наркообстановку на территории РФ в настоящее время можно охарактеризовать следующим образом:

• существует значительная сырьевая база для выработки наркотических веществ естественного происхождения;

• существуют

возможности (производственные мощности, лаборатории, высококвалифицированные кадры) для производства синтетических наркотиков;

• произошло резкое ухудшение криминогенной обстановки, увеличение «ножниц» между растущей наркопреступностью и отстающим социальным, правовым и криминологическим контролем;

• устойчив рост объемов наркотиков, перемещающихся через границы России. Каждый год в 2 раза увеличивается объем наркотиков, конфискуемых на границе;

• растет число потребителей наркотиков (по данным Комитета ООН по контролю за наркотиками, Россия вошла в пятерку стран по наибольшему количеству наркоманов);

• в последние несколько лет произошло резкое увеличение масштабов деятельности международного наркобизнеса в РФ (по данным спецслужб, существует фактическая поддержка этого бизнеса со стороны правительственных кругов и политических сил ряда государств, которые ориентированы на российский наркорынок).

Оценивая вышеперечисленные тенденции, можно сделать вывод, что Россия попала в сферу влияния международного наркобизнеса и что угроза безопасности государства более чем реальна.

1.4. Борьба с наркоманией за рубежом и в России

Борьба с наркотизмом требует принятия комплексных мер и долговременной системы действий в рамках всего государства, всех общественных институтов, что предполагает огромные затраты человеческих ресурсов и материальных средств. А. В. Гоголева [17], говоря о «национальных моделях борьбы с распространением и потреблением наркотиков», подразделяет их на три группы: «жесткой политики», «жесткого контроля» и «либеральной политики».

Первая группа – «группа жесткой политики», в которой борьба ведется самыми жесткими средствами, вплоть до смертной казни, и законодательство в отношении распространителей наркотиков максимально ужесточено. К ним носятся, в первую очередь, Малайзия, Иран и Пакистан. Технология эта действует по принципу «дешево и сердито» и диктуется не столько психологическим расчетом, сколько идеологической системой государства и/или ограниченностью его возможностей, в том числе финансовых. Опыт такой антинаркотической политики имел место в Китае [95], где в 1950 году насчитывалось 20 миллионов активных потребителей опия, что составляло 5 % населения страны и 27 % взрослого мужского населения. Это был самый высокий уровень массовой зависимости в мировой истории. После образования КНР в период с 1951 по 1953 г. был предпринят целый ряд репрессивных мер при одновременном жестком контроле за выращиванием, производством и использованием лекарственного опиума с тем, чтобы он использовался только для медицинских целей. Те, кто выращивал, производил или продавал опиум нелегально, подвергались наказанию в виде принудительного труда либо казни. К потребителям опиума применялись меры принудительного лечения. Около 10 % наркопотребителей были направлены на работу в исправительные лагеря. Остальные наркопотребители прекратили употребление наркотиков из-за мощного социального давления. В результате таких мер удалось значительно снизить число наркопотребителей и прекратить почти трехсотлетнюю эпидемию курения опия в стране.

Можно предположить, что основным фактором китайского успеха была скорее жестокость мер, чем их жесткость. Однако, возможно, что решающую роль может играть менталитет общества, сложившийся под воздействием вековых традиций и еще не разрушенный чужеродным влиянием. Так, в Японии после окончания Второй мировой войны наблюдалась эпидемия амфетаминовой наркомании [95]. Она возникла в результате утечки запасов амфетамина с японских военных складов. Эпидемия достигла кульминации в 1954 г., когда, по расчетам специалистов, около 2-х из 100 млн жителей Японии злоупотребляли таблетками амфетамина и метамфетамина, и еще более полумиллиона человек вводили себе амфетамин внутривенно. Это вынудило правительство страны предпринять ряд жестких мер, направленных на сокращение распространения наркомании среди населения. В 1954 г. было введено наказание от трех до шести месяцев лишения свободы за хранение наркотиков для личного потребления, от года до трех лет – за продажу наркотиков, и до пяти лет – за нелегальное производство наркотиков. Одновременно было введено принудительное лечение наркозависимых. В результате этих мер в Японии произошло снижение численности потребителей амфетамина с 550 тыс. в 1954 г. до 32 тыс. в 1956 г. и до 271 человека в 1959 г. По расчетам японских специалистов, предпринятые меры коснулись лишь 5–15 % от всех наркопотребителей, остальные прекратили злоупотребление амфетамином, опасаясь неотвратимости наказания за незаконное употребление наркотиков.

Вторая группа – «группа жесткого контроля». Здесь государством осуществляется жесткий контроль за всеми видами наркотиков, идет активное противостояние наркомафии, но крайние меры не предпринимаются. К этой группе стран относятся США, Великобритания, Франция. На этом пути борьбы с наркотиками наибольшего успеха добились США [17], где за десятилетие количество лиц, употребляющих наркотики, сократилось вдвое. [4] Причина тому – борьба с наркотиками стала действительно общенациональной и включает в себя как усилия правительства, так и неправительственных структур, типа движения «За Америку, свободную от наркотиков».

4

Имеется, впрочем, и другая оценка: «В 90-е годы в США на борьбу с наркотизмом тратилось $60 млрд./год, но по признанию аналитических служб и органов госстатистики США – число наркоманов сокращается в основном лишь за счет их смертности» [Наркомания в России: состояние, тенденции, пути преодоления: Пособие для педагогов и родителей / Ред. А. Гаранский. Владос-Пресс, 2003].