Психология конфликта

Гришина Наталья Борисовна

Как уже отмечалось специалистами, эффективность манипулятивных способов воздействия на партнера, когда он рассматривается как средство или помеха на пути достижения своих целей, невелика. Что же тогда обеспечивает «выживаемость» подобных субъект-объектных стратегий во взаимодействии и их культурную сохранность? Поиск ответа на этот вопрос, по нашему мнению, должен вестись по следующим основным направлениям.

Прежде всего, подобный тип общения получает поддержку со стороны причин, обуславливающих утрату смысла в процессах общения, его «обессмысливание». Утрата смыслового, духовного измерения во взаимодействии видоизменяет его характер и порождает специфический тип отношения к окружающим. Общая природа этих процессов может быть сегодня лучше понята благодаря работам В. Франкла (1990)

и других ученых, работающих над проблематикой «смысла», в том числе культурологов, акцентирующих в понимании культуры «смыслополагающие» компоненты, ее «осмысленный» характер (Одиссей, 1989). Можно привести и примеры конкретных исследований, в которых была установлена связь между потерей значимых для себя целей в деятельности и нарастающим отчуждением от ситуации, в том числе и от своего непосредственного социального окружения (Basic Readings… 1978).

Стоящие за этим общие проблемы современного общества, затрагивающие экзистенциальную проблематику, не могут, однако, снять вопрос о социокультурной обусловленности «жестких», «силовых» или «мягких», «манипулятивных» способов «нечестного» взаимодействия. В своих работах В. Ле-февр развивает идеи о соответствии между этической философией индивида и его психологическим типом, а также о социокультурной распространенности определенного типа этических представлений (Lefevre, 1982). Стратегия, направленная на «победу», независимо от того, какими средствами она достигается и достигается ли вообще, может оцениваться социумом выше, чем «компромиссные» стратегии (Лефевр, 1990). Тогда индивид неизбежно начинает стремиться к «победе» любой ценой, демонстрирует бескомпромиссность и непримиримость, т. е. начинает использовать конфронтационные модели.

Ту же роль в межличностном взаимодействии играют социальные стереотипы, связанные с «образом врага». Яркой иллюстрацией этого в контексте обсуждаемой нами проблемы «нечестной игры» во взаимодействии является фрагмент из воспоминаний Ксенофонта о диалоге Сократа с Евтидемом:

...

Сократ спрашивает, куда следует отнести ложь, к делам справедливым или несправедливым. Евтидем относит ее в разряд несправедливых дел. В тот же разряд попадают у него обман, воровство и похищение людей для продажи в рабство. Сократ переспрашивает, можно ли что-либо из перечисленного считать справедливым, но Евтидем отвечает решительным отрицанием. Итак, Евтидем сформулировал некоторое вербальное правило, согласно которому обман, грабеж и т. д. несправедливы. Убедившись в этом, Сократ вновь начинает задавать вопросы: справедливы ли обман неприятеля, грабеж жителей неприятельского города и продажа их в рабство? И как ни странно, но все эти поступки Евтидем признает справедливыми (Ксенофонт, 1993).

То, что считается несправедливым, меняет свой смысл на противоположный, как только речь заходит о «врагах». Уже приводились многочисленные примеры изменения логики оценки и поступка в зависимости от того, «свой», «другой» или «чужой» является главным действующим лицом ситуации. Чем более личности или обществу в отношениях с социальной средой свойственно в качестве основы своего взаимодействия с окружением использовать жесткую дихотомию «свои – чужие», чем меньше допускается возможность иной точки зрения, иного образа жизни или мировоззрения, тем более враждебно восприятие другого. При высокой степени непримиримости «другой» становится «врагом», по отношению к которому «все средства хороши».

Аналогичный анализ по отношению к межгрупповым конфликтам проводит П. Н. Шихирев. «Другая» группа, ущемляющая интересы (действительно или мнимо) собственной группы, наделяется «образом врага», в котором акцентируются и преувеличиваются отрицательные черты. Далее ей приписываются причины всех несчастий, бед, проблем, для решения которых надо «уничтожить врага» (победить, наказать, убрать и т. д.). Эта задача облегчается «дегуманизацией» врага: «они» лишаются человеческих черт, изображаются как «звери», «потерявшие человеческий облик», «нелюди» и т. д. Конфликт усиливается тем, что собственная

неприязнь подогревается ощущением неприязни со стороны «противника», действующего по той же схеме; таким образом, стороны в межгрупповом конфликте своим противостоянием и антагонизмом подтверждают свои версии относительно враждебности друг друга (Шихирев, цит. по: Гостев, 1993, с. 41–42).

Выполненный анализ позволяет подтвердить существование проблемы этических норм взаимодействия в конфликтах – сложившегося представления об «этике конфликта». Выделены основные формы ее нарушения как на уровне вербального взаимодействия, так и на уровне использования «силовых» или «манипулятивных» приемов воздействия на партнера. В качестве примера нами были выбраны для анализа этические нормы конфликтного взаимодействия, получившие в литературе метафорическое обозначение «нечестной игры». Описание проблемы нарушения этических норм взаимодействия в конфликте ради достижения своих целей предпринято нами в двух основных аспектах – в рамках вербального взаимодействия партнеров и в рамках описания их поведения, действий, приемов поведения и т. д.

Модели развития межличностной конфликтной ситуации

Большинство типологий конфликта основано либо на характеристиках его сторон (таковы распространенные в западной социологии классификации, выделяющие различные уровни конфликта, например 18-уровневая структурная классификация С. Чейза, охватывающая конфликтные явления от внутриличностного и межличностного уровней до конфликтов между государствами, нациями и т. д., вплоть до противостояния Восток-Запад), либо на причинах конфликтов (обычно в рамках одного его вида, например причины организационных конфликтов), либо на сочетании того и другого. Однако статичные характеристики, положенные в основу подобных типологий, ограничивают их диагностические возможности; распространенность подобных схем может быть объяснена только относительной легкостью их построения.

Гораздо заманчивее и перспективнее было бы различение типов конфликтов, основанное на их динамике, внутренней структуре и т. д. Одна из наиболее известных попыток этого рода осуществлена А. Рапопортом, выделяющим такие типы конфликтов, как «борьба», «игры» и «дебаты» (Rapoport, 1974). Он пытается описать эти типы конфликтов на основании различия их характеристик, используя при этом и разные подходы, и разные объяснительные ключи. Так, «борьба», по мнению автора, лучше описывается с помощью психологических концепций агрессии, «игры» – на основе теории игр и других математических моделей, «дебаты» должны изучаться с помощью теории Павлова, Фрейда и т. д. По словам К. Финка, типология Рапопорта «это не эмпирические классы конфликта как явления, а, скорее, идеальные типы, представляющие три различные совокупности общих предположений о структуре и динамике конфликтных ситуаций» (цит. по: Доронина, 1981, с. 71).

Нередко описание разных «форм» конфликтных ситуаций можно найти в популярной литературе по практическим проблемам общения людей с понятным для такого рода литературы интересом к «типам». Так, Е. Мелибруда говорит о разных формах столкновений между людьми. Часто эти столкновения проявляются в виде борьбы противников; «другие формы столкновений больше похожи на поединки боксеров или фехтовальщиков – главное, к чему стремятся партнеры, – это доказать свое преимущество над другими»; бывают также интеллектуальные споры, конфронтации разных позиций и т. д. (Мелибруда, 1986, с. 19–20). Автор не приводит никаких критериев различения этих видов конфликтов, неочевидны (точнее, различны) и основания, по которым оно проводится; впрочем, возможно, подобные требования излишни к работам популярного жанра.

Очевидно, однако, что попытки увидеть разные «формы» конфликтных ситуаций как в вышеупомянутых работах, так и в работах других авторов исходят из представления о существовании различной «внутренней природы», «внутренней логики» конфликта, о существовании различных возможностей его развития.

Анализ многочисленных конфликтов позволил нам эмпирическим путем прийти к выделению трех моделей развития конфликта, которые являются обобщением ранее развитых представлений о возникновении конфликтов и конфликтном взаимодействии.