Психология проклятий
Шрифт:
Она рассмеялась, будто бы мужчина только что позволил себе одну очень смешную шутку.
— Нет, не запрещается, — фыркнула Энниз. — Но мне кажется, эта юная прелестница не спешит отвечать тебе взаимностью, не так ли?
— Это уже не твое дело. Я ведь сказал — у нас ничего не получится. Зачем пытаться что-то продолжать?
— Если б я тебя не знала, подумала бы, что проклят, — рассмеялась Фору. — Но пусть. Не хочешь — не надо, зачем мне настаивать на том, что тебе не к лицу? Впрочем… Ах, забудь, — она мотнула головой. — Забудь, мой милый.
Он
— Зачем ты пришла? За документами? Сейчас придёт Ойтко — попросишь у неё то, что тебе надо. Я тут ничего не знаю и бываю довольно редко, так что…
— Я пришла полюбопытствовать, насколько у тебя занят вечер. Потому что лично у меня он свободен, может быть, я могла бы уделить тебе минутку.
— Нет. У меня другие планы.
Энниз раздражённо повела плечами.
— Жаль. Такое впечатление, будто бы ты действительно проклят, а ещё и с перепугу перезабыл все заклинания, которые могли бы избавить тебя от проклятия. Девчонка приворожила? Весело.
Сагрон устроился поудобнее на стуле — потому что отступать было уже некуда, — и сердито покосился на Фору. Да, приворожила, да, это проклятие притягивало его к Котэссе, будто бы магнитом.
А он прежде полагал, что и вправду с лёгкостью снимет с себя всё, что угодно, достаточно только однажды очень хорошо постараться. А ещё — что его защита выдержит и не одно, и не два проклятья.
Но, очевидно, Элеанор не просто так защищала диссертацию по одному только проклятию. Не просто так всё сложилось в странную, причудливую головоломку, которую он не мог разгадать. Котэсса была ключом к свободе — но к какой? И понадобится ли она ему потом?
Свобода — не Котэсса.
— Знаешь, — прошептала вдруг Энниз, подавшись вперёд, — а к нам в университет должен прибыть один любопытный артефакт. По секрету говорю — наши, с Защитной, постоянно о нём толкуют. Великолепнейшая, говаривают, вещь, очень просто снимает все проклятия, все на свете!
— Я рад, что подобное чудо будет у нас в НУМе, — пожал плечами Сагрон. — Я так полагаю, они позволят прикоснуться к нему всем желающим, так что, когда он прибудет, это не будет столь странной новостью.
— Нет, — покачала головой Энниз. — Потому что артефакт специфичен, перенимает проклятия на себя — после коротенького ритуала, разумеется, не знаю, в чём он на самом деле заключается. Он способен нести в себе только одно проклятие, пока не истечёт его срок. Говорят, специально для кого-то из совета кто-то выпил то, что было внутри, впустил в себя — а там оказалось краткосрочное. Вот и передадут в НУМ — когда проклятие перестанет действовать, одного, может, кого-то и избавят от его ноши, но кого…
Сагрон замер. Всего год. Люди занимали этот камень — или как выглядел артефакт? — наверное, на сотни лет, по крайней мере, на несколько поколений уж точно. А для него это будет меньше года…
Когда он вынырнул из своих мыслей, рядом уже Энниз не было. Она ушла, ступая неожиданно тихо, ускользнула
Сагрон вновь принялся за работу. С пальцев срывались тоненькие ниточки волшебства — он трудился над папками, одна за другой, сначала над теми, что причитались Котэссе, потом над теми, что ему самому.
Вспоминал Элеанор. Она говорила, как будет действовать проклятие — сначала он просто попытается от него избавиться, но после его будет притягивать к Котэссе всё сильнее и сильнее. Она станет ему сниться. Её светлый образ не будет оставлять его ни на одно мгновение — окутывает, будто бы каким-то лёгким флёром, приходит наяву тоже…
А если она уедет — будет плохо. Тоска будет съедать его изнутри. Если что-то случится, то даже некому будет исцелить, но не об этом он станет думать совсем-совсем скоро. Нет. Все мысли уйдут к этой худенькой девочке с причёской, будто бы у всколоченного воробья — тогда, когда она слишком много колдует.
…Папки закончились как-то сами по себе. Литория, вернувшись и увидев гору переделанной работы, удивлённо фыркнула.
— Странно, — промолвила она, — что вы так быстро справились. Может быть, какой-нибудь есть секрет?
— Нет никакого секрета, — покачал головой Сагрон. — Тут уже было написано, просто мы с Котэссой случайно запихнули папки в несделанную гору. Зато теперь можно не беспокоиться относительно проверки, верно?
— Поразительно! — кивнула Ойтко. — Она очень старательная и талантливая девочка. Но заслужила, определённо, на отдых, переделать такой объём работы практически за десятку дней…
— Да, — рассеянно согласился Дэрри. — Да, очень старательная и талантливая девочка.
Зачем он тогда не поставил ей пятёрку? Почему решил, что она могла списывать — она же сама честность!
Сам себе отыскал проблем на голову, ну, теперь должен сам их и разгребать. Никто не заставлял его унижать девчонку, тыкать её носом в несуществующие оплошности. Он не увидел у неё "светлячка", так чего же тогда прицепился?
Сагрон прежде не испытывал особых мук совести, а теперь сам не понимал, откуда взялись столь странные ощущения, почему на него с головой накатывала непонятного происхождения грусть, до невообразимого глупая, тягучая и странная.
— Что-то не так? — полюбопытствовала Ойтко.
— Нет, всё хорошо. Что вы говорили? — Сагрон, по правде, не мог вспомнить ни слова из её последних заявлений.
— Я говорю, что теперь, когда столько работы переделано, на следующие полторы двадцатки можно отправиться домой. Порадую Котэссу, скажу, что она может отправляться к родителям, или куда она там собиралась!..
— Стойте!
Сагрон не ожидал от себя такой прыти. Ойтко только-только повернулась к двери — а теперь замерла и медленно обернулась к нему, посмотрела, словно на сумасшедшего, но возражать не стала. Скорее уж мягко улыбнулась, будто бы тому неадекватному, и попыталась спокойненько, тихонько, без шума и пыли покинуть здание.