Психология проклятий

Либрем Альма

— Говоришь, — улыбаясь, протянул Сагрон, — у Жодора вырос хвост? Великолепно! Всегда хотел посмотреть на него с хвостом. Не уверен, что Хелена поможет от него избавиться.

— Разумеется. У него уж точно нет способов её уговорить, — пожала плечами девушка. — В их семье у неё даже статус выше, чем у него.

Она перевела быстрый, беглый взгляд на Сагрона и тяжело вздохнула. Снимать проклятие казалось чем-то невообразимо смешным; она даже представить не могла, чтобы волшебство реагировало на что-то в этом роде. Но, так или иначе, смотреть

на муки человека, который, в принципе, перед нею ни в чём виновен не был, казалось странным.

Сагрон сел на край дивана, того самого, на который её уложили в прошлый раз, и протянул руки.

— А как так получилось? — вместо того, чтобы отреагировать на приглашение мужчины, полюбопытствовала Котэсса. Она пристроила свою сумку в самом углу, у невысокого пуфика, откровенно женского и не вписывающегося в общую картину комнаты. — Господин доцент?

— Можно сначала избавиться от последствий, а после общаться со мной на тему того, как же я всё это сумел заработать? — немного сердито полюбопытствовал он. — В конце концов, это разве тебе важно?

— Мне просто интересно, — возразила она. — Потому что я абсолютно уверена, что доцент Ойтко не позволила бы вам… тебе соблазнять какую-нибудь студентку прямо у неё на глазах.

— Литория вышла.

— А проклятие не остановило? — хмыкнула Котэсса. — Разве не было осознания того, что после возникнут проблемы…

— Тэсси! — возмутился он. — У меня осознание было, а у ваших двоечниц, которые сначала прыгнут преподавателю на колени, потом поцелуют, а потом только заметят, что их пытаются спихнуть, его нет! Причём не только относительно проклятий, сдаётся мне…

— Не стоит называть меня Тэсси.

Сагрон скривился и потёр шею, а после зашипел — только сейчас Котэсса заметила, что действие проклятия было не таким уж и невидимым. По его плечу стекала тоненькая струйка какой-то странной розоватой жидкости, похожей на кровь, разведённую в большом количестве воды. Может быть, он как раз принимал душ? Волосы вот тоже влажные. Но кровь всё равно не сулила ничего хорошего.

Девушка поднялась с избранного ею пуфика в бордовой обивке и подошла поближе, сама, впрочем, толком не осознавая, что именно она должна сделать. Сагрон, казалось, терпеливо ждал того момента, когда она окажется на достаточном расстоянии, сам не вскакивал, сознавая важность добровольного фактора вмешательства.

Но стоило только Котэссе оказаться в полуметре от него — и отвлечься на любопытные, откровенно магического происхождения узоры на обивке в общем-то самого обычного, серого дивана, — как мужчина сгрёб её в охапку, усаживая к себе на колени.

Она склонилась к нему, поспешно прикоснулась к губам — и отпрянула, будто бы надеялась, что так сможет нейтрализовать всё, что он успел себе заработать.

Мужчина что-то прошипел сквозь зубы. Да, и губы, и щёку тоже жгло, но основные поражения — на шее, там, с правой стороны тонкой линией поцелуев и даже куда-то к сердцу…

Котэсса вздохнула.

— Я этого

не делала, — предупредила она, расстёгивая пуговицы его рубашки. — И как можно было умудриться получить подобные… повреждения посреди университета? Это ж как надо было неохотно отталкивать от себя студентку!

— Потом поговорим.

— А если я хочу сейчас?

Мужчина поднял на неё страждущий взгляд, словно пытался передать все проблемы собственного положения, и девушка тяжело вздохнула. На самом деле, не хотелось причинять ему вред, не хотелось заставлять испытывать боль, но всё-таки — надо же иметь хоть какую-то совесть, хотя бы намёк на неё!

Даже если он и не её возлюбленный, и вообще, ей на него наплевать. Если наплевать, конечно — потому что в последнем девушка уже начинала радикально сомневаться. Иначе б она здесь не сидела, и в дом не пустила, и к Ойтко бы тогда не пошла, а поехала бы себе к родителям, смотрела бы с обожанием на жениха — того самого соседского парня, что в полтора раза шире, в полтора раза ниже, в полтора раза старше… Ой!

Лучше уж Сагрон.

— Хорошо. Это была очень настойчивая студентка, — покачал головой он. — Невероятно настойчивая студентка с невероятным количеством двоек…

— С невероятного моего курса или всё-таки четвёртого, который уже почти пятый?

— Второй вариант.

— Слава Небесам, — облегчённо выдохнула девушка. — А то иначе я бы этого не перенесла. Не хватало ещё возмущений в группе.

Она пробежалась пальцами по едва заметным ранам — вероятно, проклятие действовало скорее на болевые рецепторы, максимум прикрывало иллюзией ранения. В том, что Сагрон сам ничем их не скрывал, девушка даже не сомневалась, это было заметно по его поведению.

Он лишь крепче сжал её в своих объятиях, хотя Котэсса с куда большим удовольствием просто села бы рядышком на диване и приложила бы к бесконечным невидимым ожогам ладонь, чем вынуждена была коротать часы у совершенно постороннего и чужого для неё мужчины на коленях, застыв у него в руках, как фарфоровая кукла.

Девушка подалась вперёд, напоминая себе, что это всё для дела.

— Твои руки, — просипел Сагрон, — не помогут. Элеанор сказала, что последствия проклятия снимаются исключительно тем же, что и было сделано.

— И когда ж она успела? — вздохнула Котэсса. — Вы, господин доцент, — на фамильярное "ты" она почему-то никак не могла перейти, — ну уж очень плохо сопротивлялись.

Она всё-таки смилостивилась и, подавшись вперёд, мазнула губами по его шее, где-то около скулы, где, судя по напряжённым мышцам, как раз и начиналась зона поражения. Мужчина, казалось, даже расслабился — теперь, чувствуя её прикосновения, он мысленно прощался с болью.

Губы скользнули чуть ниже. Как Котэссе хотелось бы не краснеть от одних только этих дурацких поцелуев, от того, как его руки застыли у неё на спине, как у неё самой аж ладони похолодели — а его кожа буквально пылала, причём не только там, где ожоги.