Психология свободы

Ткачёв Виктор Григорьевич

И есть тут ещё третий случай – так сказать г'oлая назначенность себе. Чего-то во внешнем – в специально оговоренной касаемости собой того чего-то. Во внешнем же сообразно тому, чт'o в тот период вменяешь себе находить собой, а чт'o – своим внешним. То есть ты и твоё внешнее как взаимопара – не обязательно твоё живое тело и окружающий его мир предметов. Вот другая пара "себя" и "внешнего": ты как ана­лизирующее собственные чувства начало, и сами эти чувства в их множестве.

Так что "голая" назначенность себе. Как взятость на щит избирательности вообще без какой бы то ни было окрашенности чувством. Таких-то как раз больше всего – во всём множестве наших себе назначенностей. Они преследуют всевозможные удобства. Вы никогда не задумывались, почему, например, ставите кровать свою в этом углу, а не в том (избирательность!),

и прочее тому подобное творите? Если, задумавшись, не находи­те видимого ответа (только искреннего, а не "притянутого за уши" рассудком), знайте, что это попросту сработала некая достаточно глубинная – и "голая" – ваша себе назначен-ность. Такие назначенности реализуют массу жизненных преследований. Сколько требуется одних лишь избирательностей, что поддерживают жизнь! К примеру, вменённость себе дышать вместо чтоб не дышать! У каждого такие подсознательные назначенности составляют бесконечное множество, вычленяйте их в себе сами.

Главное отмеченность, что они составляют собой структурированность (а не сплошноту!) психики каждого из нас, то есть являют выстроенность из психики некого узора. А значит, являют собой и потенциальный объект ликвидации, ибо любой узор можно стереть. Зачем? А назначенность себе надо нести, это психогруз, подвижник же ищет состояние психики, свободное от всякого груза, отсюда и ориентация на такое "стирание". Что же касается избирательностей, принадлежа­щих классу необходимого для поддержки жизни, то у себя их ненарушенность атакующим внешним можно обеспечить и без "тяжёлых" подсознательных назначенностей. Обременяющих вменённостей себе бороться против нарушений. Но это уже "высший пилотаж" психотехники, и автор упоминает здесь такое лишь авансом.

2. Итак, психика структурирована. В лице свода наших назначенностей себе – более или менее глубинных. Являющих "взятости на щит" вы­члененных нами во внешнем (или сконструированных на его базе) избира­тельностей.

И выше мы всё говорили о верхушке структуры. Верхушки из наших назначаемостей себе по поводу жизни. Пребывающих в трёх градациях психовыраженности: собственности, притязания и "голые" назначенности. А вокруг них – уж дале круговерть обеспечительных (к ним) психореакций. Ну, то есть, касающиеся внешнести твои назначенности себе – на внешнесть смыслово накладываются, как на нечто сплошное в смысловом отношении, а тем автоматически выконтращивается сеть приниманий и неприниманий – как психореакций. Чем "сплошняк" тот фортит (своим наличным состояньем) твоим избранностям по поводу него, то принимается, а чем не фортит – к тому неприним'aтельно прикладываешься. В общем, что-то из него видится н'yжным оставить, что-то – возм'oжным к оставляемости, а что-то и вовсе – невозм'oжным к ней. Так что надо его ликвидировать, если оно есть, и обще конфронтировать с ним, ежели его пока нет.

Плюс над сетью неприниманий – пласт обеспечительного к ним реагирования. Из опасок, "голых" отслеживаний и тому подобного как уже того, посредством чего непринимания реализуются. Текучка их осущетвляемости, так сказать!

Всё зависит от индивида. Один и тот же смысл, созданный в отношении жизни, у разных индивидов способен проходить в разном психоструктурном статусе. У вас он может быть ещё только "голой" назначенностью себе, а у меня – уже проходить в качестве собственности. К примеру, в статусе с-собственности у большинства взрослых проходит та избранность из общественной жизни, чтоб при встрече с ними младший здоровался первым. За исключением допускаемых ими особых случаев, разумеется. Которые с-собственность эту только подтверждают, как всякое исключение подтверждает пра­вило. Но у некоторого числа взрослых, неуверенно чувствующих себя по жизни, такое может быть лишь подсознательным притязанием, а не с-собственностью. Притязанием, которое они агрессив­но пытаются реализовать на младшем поколении. А некоторое – небольшое – число взрослых имеет философ­ский склад подсознания (если можно так выразиться!), и на первенство то им вообще в значи­тельной степени плевать. Так что заданность его – проходит у них по наименьшей градации психовыраженности. Проходит лишь голой подсознательной вменённостью жизни. И это я не говорю уж о подвижниках, у которых подобная вменённость жизни вообще от­сутствует.

Голая назначенность себе – наименее насыщенный элемент из составляющих психоструктуру. Это назначенность лишь самого по себе смысла, вычлененного в виду внешнего, и больше ничего. Притязание же – на ступень более насыщенная задаваемость смысла. Помимо

прямой назначенности, смысл сопряжённо соотнесён с прочими имеющимися назначенностями. Со многими из них, по крайней мере. В результате этот смысл становится как бы врощен в огульное тело твоих себе назначенностей, откуда ясно, что в случае попираемости – твоим внешним сего смысла – бороться против той попираемости будет не только он сам как назначенность, но и все назначенности, что так или иначе задеваются в силу налички их связи с этой попираемой назначенностью. Так что притязанье оказывается следующей градацией нашей задаваемости себе.

3. Взять приводившийся при­мер с упреждающим здоровканьем, так фактом непожелавшести младшего первым здороваться – с притязающим на то тобою, оказывается сопутно задетой куча подсознатель­ных назначенностей – твоих себе тех, что определяют твоё положение в обществе. А также твою выглядящесть пред самим собой. Ну то, чем ты пред самим собой для себя в своём подсо­знательном понимании выступаешь.

Это мы разбираем чт'o? А насыщение нашей задаваемости себе! И прошли уже две его градации. А третьей будет субъективная собственность – как такая задаваемость. Тут присутствует твоя как субъектности распространившесть (в психо-плане) на прецедентно определяющийся в виду внешнего смысл, так что ты для себя как бы становишься им, а он, соответственно, неявно для тебя как бы тобою. Из чего вытекает, что попираемость этого смысла является тебе попираемостью тебя самого, и потому сопротивляться тому ты будешь ещё сильнее, чем если бы этот смысл проходил у тебя в психике через подсоз­нательное притязание.

Подчёркиваем. Вступая в собственнические отношения с внешнестью, выбранный элемент её превращаешь в себя, что есть самое сильное – в смысле возможного для нас внутреннего хода – при впутывании себя в сеть своих жизненых назначенностей.

То ещё сказать, что вообще с-собственности допускаем в себя самые причудливые. Вплоть до а-ля патологических. В последние внутренне напряжённые натуры прямо-таки западают. И много вычурных, надуманных как смыслы с-собственностей у индивидов детско-юношеского возраста, которым потакают домаш­ние. Во-первых, особь такого возраста вообще ещё психически слаба и неус­тойчива, и ей естественно искать во вне себе опоры, психокостыли. Ими и выступают нахватываемые во внешнем (первым уровнем которого является семейный быт) с-собственности. У мальца, скажем, легко способна образоваться с-собственность на то, чтоб мать ставила ему стакан кефира на ночь. Или обязательно чтоб приходили все желать ему спокойной ночи. и прочее в дом же духе. Нарушение любого подобного смысла вызывает у него невольную реакцию внутреннего про­теста, и бурную, несмотря что подросток вполне тогда понимает незначи­тельность проступка членов семьи – в параллельной рассудочной берущести их неугодного поступка самим по себе, вне контекста. Автору это хорошо знакомо, некоторый период детства он в элементах сам был таким ребёнком...

Итак, не нахватываться – подобно ребёнку! – таких "костылей", несмотря что среда твоя позволяет, потворствуя им. Или даже к ним тебя откровенно провоцирует. Не наватываться, дабы не зависеть психикой от среды, – всё равно ведь она перестанет позволять "костылями" поль­зоваться, можете в том не сомневаться.

4. "Голая" назначенность себе – это подразумеваешь для себя что-то, и обычно – глубоко в уме. То бишь как смысл она – плод глубинной мышленческости. Подразумевание наше себе, глубинно-мышленчески выражающееся! А подразумевание есть некая статическая умозаключённость, то бишь непрерывно переумозаключающееся – как то же самое в его смысловом отношении – нечто. Удерживаешь умозаключённость непрерывным переумозаключением, что и называем подразумеванием.

Тут дело в том, что понимание смысла может существовать только в виде длящести. Оно как? Ты новый смысл находишь, промыслив связь между двумя другими какими-то смыслами, о чём и говорится, что произведено умозаключение. Но чтобы найденное понималось, его, что называется, надо находить снова и снова. Снова и снова тот сысл умозаключать, что и делаешь, хотя и не развёрнуто, как вначале, первый раз, а только намечательно. Вот этакий квази-статически существующий смысл и будем понимать как подразумевание (чего-то в порядке мы­шления). То есть мышленческое подразумевание как непрерывающееся намечательное промысливание того, что уже промыслилось, по намеченной самым первым ходом мысли к нему, этому "тому", колее.