Психомодератор. Книга 1. Разделение
Шрифт:
— А ты лучшая из них, — мягко перебил её Декарт, и сам удивился теплоте в своём голосе. — Просто ты этого не видишь.
Она повернулась к нему, и в её взгляде было столько неуверенности и надежды одновременно, столько доверия и тихой мольбы, что что-то внутри него окончательно сломалось — последняя стена, последний барьер между ним и миром подлинных чувств.
Впервые в жизни он почувствовал непреодолимое желание защитить кого-то, поддержать, дать уверенность. Не из логических соображений, не из рационального анализа ситуации, не потому, что это повысило бы эффективность их совместной работы, а просто потому,
Декарт протянул руку через стол и осторожно, почти благоговейно коснулся её щеки — жест, который был для него совершенно нехарактерен, но в этот момент ощущался абсолютно необходимым, как дыхание.
— Ты справишься, — сказал он с уверенностью, которая удивила его самого. Это не было вежливой поддержкой или стратегическим подбадриванием — это была чистая, незамутнённая вера. — И станешь одним из лучших Психомодераторов, которых видело Сестринство. Потому что ты видишь не только паттерны и структуры — ты видишь людей. Настоящих, живых, сложных. Видишь их боль и их радость. Их страхи и их надежды.
Его голос стал тише, интимнее:
— Ты увидела меня, Аврора. Настоящего меня — под всеми алгоритмами и защитами. Ты первая, кто смог это сделать.
Аврора смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно удивлённая этим внезапным проявлением эмоциональной открытости от человека, который всегда гордился своей рациональностью. В фиолетовой глубине её глаз отражались звёзды — реальные или воображаемые, Декарт уже не мог определить. Затем, медленно, как во сне, она накрыла его руку своей, прижимая её к своей щеке, и это прикосновение содержало в себе больше информации, чем любой объем данных.
— Ты тоже видишь меня, — прошептала она. — Всегда видел, даже когда я сама себя теряла.
Время словно замедлилось, растянулось, как в пограничной зоне чёрной дыры. Декарт ощущал тепло её майя под своей ладонью, видел каждую деталь её персоны с такой кристальной ясностью, словно его восприятие внезапно перешло на квантовый уровень — маленькую родинку у основания шеи, тонкие золотистые искорки, пронизывающие фиолетовую радужку её глаз. Как прекрасно она подобрала себе персону.
Не осознавая, что делает, движимый чем-то более глубоким, чем рациональное мышление, он наклонился к ней. Её глаза медленно закрылись, и в следующий момент их губы встретились.
Поцелуй был легким, почти невесомым, но в нем содержалось больше чувства и смысла, чем во всех теоретических конструкциях, которые Декарт создавал годами. Это был момент чистого присутствия, полного и безоговорочного "здесь и сейчас" — то самое состояние, о котором говорила Аврора, которое он так долго не понимал и не принимал.
Когда они наконец отстранились друг от друга, Декарт увидел в её глазах отражение того, что чувствовал сам — удивление, радость и что-то еще, что-то глубокое и значимое, чему он пока не знал названия.
Глава 5. Тени разума.
Аврора резко пришла в себя, ощущая, как сознание выныривает из глубин чужой психики. Ее дыхание было прерывистым, каждый вдох — словно глоток ледяной воды, сердце колотилось с такой силой, что, казалось, вот-вот пробьет грудную клетку. Рядом, в соседнем кресле автокапсулы, София уже пришла в себя — её глаза, обычно холодные и аналитические, сейчас
— Мы выбрались, — констатировала старший психомодератор, и Аврора с удивлением отметила, что её всегда безупречно спокойный голос слегка дрожал от напряжения. Тонкие морщинки вокруг глаз Софии, обычно едва заметные, сейчас проступили отчетливее — свидетельство колоссального ментального напряжения, через которое она прошла. — Нейрокапкан был мощным, но архитектура имела фундаментальный дефект — эмоциональную привязку к создателю.
Аврора повернулась к окну, жадно всматриваясь в окружающий мир. Обычный городской пейзаж за стеклом автокапсулы казался невероятно ярким после часов, проведенных в глубинах чужого сознания. Люди спешили по своим делам, смешиваясь в калейдоскоп персон и силуэтов; цвета майя-покрытий на зданиях переливались в лучах заходящего солнца, меняя оттенки в зависимости от угла падения света и эмоционального фона прохожих. Реальность. Нормальная, стабильная, материальная реальность.
Но что-то в ней уже казалось странным, неуловимо чужим после того, что они пережили. Краски были слишком яркими, звуки — слишком отчетливыми, будто все существование вокруг внезапно повысило свое разрешение. Аврора поймала себя на том, что ищет швы и нестыковки в структуре реальности — профессиональная деформация после многочасового анализа психоконструкций.
— Ты в порядке? — спросила София, внимательно изучая её персону. В её глазах читалась профессиональная настороженность — она оценивала ментальное состояние подопечной с точностью диагностического сканера.
— Да, я... — Аврора запнулась, чувствуя, как внутри неё перемешиваются десятки эмоций, словно краски в палитре художника-абстракциониста. Как объяснить то, что она пережила? Как облечь в слова тот опыт погружения в сознание другого человека, когда границы между "я" и "не-я" размываются до полного исчезновения? — Мне кажется, я в порядке. Это было…
— Интенсивно, — закончила за неё София, и в этом простом слове Аврора услышала целую гамму не произнесенных смыслов. София понимала — на том глубинном уровне, который доступен только тем, кто делил психическое пространство с другим разумом. — Даже для опытного психомодератора погружение такой глубины выматывает. А для стажера... — она не закончила фразу, но её взгляд, в котором проскользнуло что-то похожее на уважение, сказал больше любых слов.
Внезапно на лобовом стекле автокапсулы проявилось голографическое изображение — женщина с абсолютно прямой спиной, гладко зачесанными волосами и взглядом, который, казалось, проникал сквозь время и пространство. Аврора почувствовала, как её спина непроизвольно выпрямляется — рефлекс, выработанный годами в Академии.
— Вера, — произнесла София с уважением в голосе, автоматически прикасаясь к виску в формальном приветствии Сестринства. — Мы успешно вернулись из незапланированного погружения.
— Вижу, — кивнула женщина, — Но ситуация ухудшается. По всему городу Майя-Защитники погружаются в кому. Уже семнадцать случаев за последний час.
Её голос звучал ровно, но за этой ровностью Аврора, с её повышенной чувствительностью к эмоциональным оттенкам, уловила тщательно скрываемую тревогу. Вера боялась — а это означало, что происходящее выходило далеко за рамки обычного кризиса.