Психонавигация. Путешествия во времени
Шрифт:
Из темноты показался фонарь. Я сначала увидел шляпу, а затем лоб и глаза дона Хосе.
— Собралась толпа, — мягко сказал он. — Ты знаешь, после того, как ты показывал этот фильм про Луну нам, мы рассказали другим. Теперь все хотят его увидеть. Я доволен, что пришло столько людей.
— Ничего не понимаю, — сказал я, взяв его за плечо. — На прошлой неделе генератор работал. Потом другой волонтер взял его в свою деревню. Он сказал мне, что генератор в порядке.
— Что? — закричал дон Хосе. Я внезапно заметил, что наши голоса утонули в шуме генератора, который, наконец,
— Ничего. Давайте начинать.
— Но они все еще идут. Может, немного подождем?
Луна, взошедшая над домом, стена которого служила экраном, была яркой и почти полной. В холодном разреженном воздухе она, казалось, тянула к нам свои лучи. Я понял, почему инки считали серебро слезами Луны. Мама Килья в ту ночь стала для меня живым существом. Она казалась очень близкой, от нее исходила энергия — не физическая, которая исходит от ее супруга Инти, а духовная, энергия мудрости, надежды и освобождения.
Дон Хосе тронул меня за локоть.
— Хорошо, — сказал он, — уже все собрались.
Я щелкнул выключателем. Луч проектора осветил стену дома. Из колонок раздался голос, говорящий по-испански. Все смотрели, как специалисты НАСА готовили ракету и людей, которые на ней должны полететь.
Я зашел за джип и прислушался. Генератор работал без перебоев. Я стоял один в темной ночи, чувствуя себя астронавтом-первооткрывателем, человеком, который принес электричество и кинематограф людям, жившим, как и тысячелетия назад, во времена империи инков. Для многих из них это был первый фильм, который они видели в жизни. Я чувствовал, что счастлив. Я очень хотел быть ближе к этим людям.
Вернувшись к проектору, я увидел интересную картину. Кечуа, завернувшиеся в шерстяные пончо, сидели, тесно прижавшись. Никто не говорил. Они застыли в безмолвном удивлении, их внимание было приковано к стене соседнего дома, где ракета устремлялась в сторону серебряного шара, который люди в ракете называют Луной, а кечуа почитают под именем Мама Килья.
Прекрасный светящийся диск парил над стеной, над ракетой и Луной на стене, над зрителями-кечуа, которые безмолвно смотрели на движущиеся на стене образы, над прожектором, генератором, джипом и деревней Сининкэй. Луна, кристально чистая, висела там, в темных небесах, и смотрела на нас, как мы смотрели на ее изображение на стене.
— Мама Килья, — тихо произнес дон Хосе, и я услышал, как другие голоса эхом повторили его слова.
Дон Хосе стал моим союзником. Он первым понял, что я могу внести вклад в их дело и что я действую абсолютно бескорыстно. Мы вместе посетили другие проекты, в которых участвовал «Корпус Мира». У нас было нечто общее, что помогло укрепить духовную связь: каждый из нас был заброшен в чуждый ему мир. Куэнка и ее добрый народ были чужды ему настолько же, насколько кечуа были чужды и незнакомы мне. Его растущее доверие ко мне распространялось среди других кечуа. Они доверяли ему, и я замечал, что по мере укрепления дружбы рос и кооператив. На десятый месяц после моего прибытия мы приняли в него десятую семью.
Каждый месяц члены кооператива собирались в Сининкэй.
Но я полагал, что, будучи гринго, смогу стать посредником между ними. И я действительно был принят в кругах доброго народа. Я часто сидел в кафе с элитой Куэнки, попивая кофе. Меня приглашали на экзотические вечеринки. Я учил детей английскому языку, писал рекомендации в университеты США. Но я не подписал ни одного контракта. На двенадцатой встрече кооператива я чувствовал себя отвратительно. Я встал и извинился. Я приятно проводил время в Куэнке, пока эти люди гнули спину над своими глиняными ямами и примитивными печами. И я подвел их.
После той встречи дон Хосе вывел меня на улицу. Вместе мы поднялись на сопку и посмотрели вниз на пыльную площадь Сининкэй.
— Испанские конкистадоры были посланы сюда Создателем Виракочей, чтобы преподать кечуа урок, — сказал дон Хосе. — Атауальпа в своем стремлении расширить империю отца убил своего брата Хуаскара. Правители кечуа и их люди забыли о законах, установленных предками. Виракоча был в ярости. Он сказал Атауальпе, что придут люди в одежде цвета солнца, чтобы преподать кечуа урок.
— Вы должны делать то, что я вам говорю, — сказал Виракоча, — слушайте своих предков. Откройте для них сердца и поступайте так, как они говорят. Их слова — мои слова.
Перед смертью Атауальпа передал послание Виракочи: кечуа должны всегда слушать слова предков.
Мы видели, как маленькая девочка старается взвалить вязанку дров на спину. Она надела кожаные лямки на плечи и побрела в сторону далеких гор, которые виднелись на другой стороне долины Томебамбы. Тонкий шпиль католической церкви в туманной дали был для нее единственным ориентиром.
— Ты должен верить, — сказал дон Хосе, положив руку мне на плечо. — На прошлой встрече кооператива ты был слишком суров к себе.
— Мне скоро нужно будет уезжать. Ты всегда говоришь, что я должен набраться терпения. Но ты же знаешь, что срок моего пребывания здесь подходит к концу!
Он развернул меня к себе.
— Я никогда тебе этого не говорил, — сказал он, — но основать кооператив мне поручили предки на церемонии людей-птиц. Подобная церемония будет на следующей неделе. Ты присоединишься ко мне?
Я не мог поверить своим ушам:
— Ты имеешь в виду психонавигаторов?
Он мягко улыбнулся.
— Да. Теперь у тебя будет возможность собственными глазами увидеть психонавигацию. Но учти, — сказал он, подняв палец вверх, — я беру тебя с собой не просто, чтобы удовлетворить твое любопытство. Произойдет что-то очень важное.
Речь дона Хосе становилась громче и убедительней по мере того, как наша машина двигалась по направлению к андской деревне, расположенной более чем двух часах езды от Сининкэй.