Псы войны: пробуждение Ареса
Шрифт:
Я словно вижу сон наяву — не то чтобы неприятный, но при других обстоятельствах я счел бы его сущим кошмаром. Занятно выходит. Все страннее и страннее.
Ох и крепкий же чаек.
Я плаваю в мутной воде, и надо мной нависают перевернутые ледяные холмы, сине-зеленые и белые, украшенные гирляндами светящихся цветов. С холмов стекают вниз струйки соленой воды, холодные и блестящие. Не знаю, на кого похож я сам, наверное, на краба или трилобита, или на червя с колючками, но
Морская вода на вкус противная — слишком много минералов, то ли дело светящиеся цветы — и еда, и ориентир во тьме, и когда я встречаюсь на дне океанской впадины с себе подобными — у нас у всех интересная и довольно приятная внешность (панцири, сочленения и причудливые выемки — уродство непередаваемое, плюс колыхающиеся на волнах конечности и прочее дерьмо, которое я даже описать не берусь, а вдобавок на каждом из нас восседает тощий паукообразный паразит с множеством глаз — он мой лучший друг и защитник, предупреждает меня об опасности, и я очень люблю его…)
Мы довольно большого размера — четыре или пять метров в длину, и когда мы собираемся вместе, то с гордостью и восторгом взираем на прекрасный плод наших трудов — величественную колонну, устремляющуюся с морского дна вверх, к перевернутому куполу из темного льда.
Под нами твердое ядро из камня и металла, сердце нашего мира, обогреваемое радиацией изнутри и приливными трениями снаружи, а ледяной потолок надежно защищает нас от внешнего мира, позволяя неспешно расти и развиваться на протяжении миллиарда лет.
Бог мой, какая же толщина у этого льда?
Сотня километров.
И только в последнее тысячелетие мы смогли прорыть ход наружу и оглядеться. Мы словно вылупились из огромного замерзшего яйца, источника нашего невежества и нашей погибели, и мы уже догадываемся, что нас ждет…
Падение метеорита.
Мы узнаем о грядущей беде по изменениям в приливе и отливе. Привычный нам устойчивый и мерный ритм нарушается, и вместе с ним рушится наш мир…
Мы выбиты из своей среды обитания, вокруг становится все холоднее, и мы медленно вымираем, но все же не сидим сложа руки: строим, зашифровываем, консервируем, пытаемся сберечь.
Готовимся.
Стены башни сложены из крошечных кристалликов, которые выделяют вещество, похожее на слизь — переливающуюся, густую, элегантную слизь, внутри которой извиваются прозрачные трубки. Соединяющиеся, распадающиеся, образующие причудливые каскады.
Колонна работает.
И колонна готова.
Грядет страшное, но мы встречаем катаклизм во всеоружии.
Эта вторая жизнь, этот навеянный зеленой пылью морок затягивает меня целиком, и я едва осознаю, что столкнулся с кем-то в темноте. Ощупью включаю фонарик на шлеме. Его тусклый оранжевый луч почти не дает света, но мне все же удается кое-как разглядеть стоящую напротив фигуру.
Ни
В ее широко раскрытых глазах читается спокойствие. Она ничуть не удивлена встретить меня здесь. По щекам у Тил размазана зеленая пыль, как и у Диджея. Не последовать ли и мне их примеру? Хуже точно не станет.
Тил глядит мне через плечо.
Я оборачиваюсь. За моей спиной стоят Джо, Диджей, Тек, Берингер и Бродски. Они все время шли за мной по пятам. Наверное, я принял их за гигантских крабов.
Сказать, что я ошеломлен — ничего не сказать.
— Не хотел мешать тебе, Винни, — Джо говорит со мной как с ребенком. — Ты так уверенно шел по этим зарубкам на стенах. И привел нас куда надо.
— Точно, — восхищенно соглашается Диджей.
Тил окидывает их беглым взглядом и снова переключает внимание на меня.
— Идем со мной, — говорит она, — увидеть ее долж’н — п’ка не исчезла.
— Как ты ускользнула от форов? — спрашиваю я.
Тил молча качает головой.
— Многие из них мертвы, — продолжаю я.
— Знаю. Средь них и н’реченный мой. Но он не чу’ст’вал ее. Не пр’никся другой жизнью. Я не х’тела в мужья его — с ним древнюю истину не п’знаешь…
Как ни затуманен мой мозг, я все равно поражаюсь: еще одна версия ее истории? Какой из них я должен верить?
— Другую жизнь?
Тил берет меня за руку.
Боже! Ее прикосновение проходит по моему телу как электрический разряд. Тил наклоняется к моему уху и шепчет:
— Ты был там, чу’ст’вал ее, ведь правда?
— Да. Наверное.
Краем глаза я замечаю Джо, но остальные исчезли из поля зрения.
Откуда-то издалека доносится команда Джо:
— Давай вперед. Мы пойдем следом.
Может, пойдут, а может, и нет.
Тил держится рядом со мной. Вместе мы вступаем в Церковь — самый большой зал штольни. Связки лампочек-звезд подсвечивают внешнюю стену пещеры, так что можно разглядеть одну из сторон гигантского уходящего на сотни метров вверх цилиндра. Кто-то водрузил девять или десять широких световых панелей на штативы и подсоединил их через кабель к генератору. Тил по очереди включает рубильники, и теперь я могу разглядеть цепочку галерей, высеченных в металлических стенах и простирающихся от пола до потолка.
Вавилонская башня, вывернутая наизнанку.
Наиболее поразительную деталь зала я замечаю последней, словно я видел ее миллионы раз и уже перестал воспринимать как диковину. Что, разумеется, не может быть правдой.
Посередине пещеры стоит сверкающая кристальная башня — не такая огромная, как помнится мне по моим «чайным» снам, но все равно очень большая. Покрытая трещинами колонна поддерживается каменными распорками и свисающими сетями из переплетенных друг с другом прозрачных труб, похожих на те, из которых состоят кобольды, только толще.