Псы войны. Гексалогия
Шрифт:
– Отдайте их нам, - после долгой паузы выкрикнул Энво.
– Ты себя освободи. Освободи себя, а то тебя Кимба держит, - Хаджи Михал гордо выпятил грудь и оглядел площадь. Жители Турека постепенно скапливались вокруг мэрии, образовав небольшую толпу.
– Ну? - угрожающе сказал Энво, и из складок его плаща выставился "скорпион". Ниса появление автомата удивило. Он смотрел на него, не отводя глаз. Желтый жир смазки не был вытерт и блестел на свету. Не знают, что ли, как его вытирать?
– Ну?
– кричал взбесившийся полицейский. - Ну?
– Подожди, - попробовал его остановить Фортус Кан. Его лицо исказили растерянность и испуг.
– Нечего ждать, - проорал Энво, наводя ствол
У Хаджи Михала глаза налились черной кровью, и в них словно плясали пьяные змеи.
– Я узнал тебя цепной пёс Кимбы, - холодно сказал он, смотря в упор на полицейского. За его спиной заклацали затворы винтовок. В моментально наступившей тишине было слышно, как один из солдат, чертыхаясь, не может загнать патрон в патронник. После недолгой паузы, вождь речных бакайя смачно сплюнул сквозь зубы и громко произнёс:
– Собачье семя.
Оттого что угроза не сломила вождя, столичные эмиссары растерялись растерялись. Энво не знал, что ему делать дальше. Нис видел, что он выдохся, и ждал, когда вмешается его спутник. Краем глаза он видел, что солдаты, вылезшие из машины, опустили свои винтовки и потихоньку двинулся к ним. Поняв его план, за ним последовали ещё двое солдат.
– Ну, - вновь крикнул Энво, но уже не так резко. Может быть, они не стали бы спорить дальше и уехали бы восвояси. И, может быть, ничего бы не случилось, если бы его солдат, что шипел от ярости, не бросился бы со ступенек на своего прежнего мучителя, точно приземляющийся парашют. У Энво сработал рефлекс: заметив движение и услышав крик, сразу же, не дожидаясь стрелять. Спуск "скорпиона" сразу соскочил, затрещали выстрелы и пули, догоняя друг друга полетели в сторону крыльца. Смельчаку попало в живот и сердце. Он был так близко, что пули прошили его насквозь. Они разворотили ему внутренности, подбросили его в воздух силой толчка и опрокинули навзничь, на ступеньки мэрии, с пробитым, изуродованным животом, из которого пульсирая потекла кровь. В Хаджи Михала попала только одна пуля. Она вошла в глаз и, выходя, размозжила череп: вождь береговых бакайя беззвучно сполз на ступеньки. Из его черепа текло чёрное месиво, образуя вместе с кровью лужицу на полу.
Тут часовой подскочил к Энво и ногой ударил его по автомату, а стоящий рядом Мозес Нис вцепился в горло его напарнику, сдавливая его пальцами. Солдаты, стоявшие у машины, сразу же бросили винтовки. Фортус Кан был настолько поражён происшедшим, что отражал его удары только в силу защитного рефлекса. На Энво накинулась, толпа, окружившая мэрию. Его швырнули наземь, как швыряют падаль. Он уже лежал без сознания, глаз у него был в крови и запух, а все били ногами по голове и животу, пока он не умер. Нис приказал затащить Фортуса Кана и обоих солдат в мэрию и запереть в чулане, приставив к двери часового. Затем он вышел на площадь. То, что осталось от Энво лежало словно грязная тряпка в луже крови.
– Уберите это и закопайте, - приказал Нис.
– Где тела?
Часовой указал рукой на церковь.
– Хорошо.
Взгляд Ниса остановился на "унимоге". Его нужно было загнать во двор мэрии и послал солдат за шофёром.
Он появился часа через полтора: маленький винду, недовольный тем, что его в воскресный день сорвали с гамака. Удостоверившись в том, что машина в порядке, а пленные под замком, комендант Турека пошёл в церковь, где лежали тела погибших. Нис не чуствовал своей вины в происшедшем, поэтому даже не посчитал нужным сообщить об этом в Кларенс. Вечером он лично проверил замок на чулане, в котором сидели пленники и спокойно завалился спать. Ночью его разбудил рёв грузовика: Фортус Кан и его люди бежали из-под стражи. Вместе с ними увязались двое солдат...
Маленький самолетик летел над выжженной, оголенной
Самолёт периодически садился в небольших городках забирая и высаживая пассажиров: Китмансхуп, Рехобот, Виндхук... Под крылом медленно проплывала пустыня: треть миллиона квадратных миль песков и опалённых солнцем кустарников. На всей этой громадной иссушённой солнцем и безлюдной саванной были разбросаны пыльные городишки, рудники и ранчо, в которых ютились люди всех цветов кожи. Одни здесь жили веками, другие приехали на заработки, а третьи оказались здесь волей случая. На протяжении всего полёта пейзаж практически не менялся. Только вблизи Китовой Бухты мелькнула синяя полоса Атлантики.
– Вот и конечный пункт нашего полёта, Уолфиш-Бей!
– громко произнёс пилот.
– Майне херрен, мы идём на посадку. Во время непродолжительных остановок, Жан-Батист перебросился с ним несколькими словами. По национальности он был то ли баском, то ли каталонцем и неплохо говорил по-французки. Пилот обстоятельно рассказал Жан-Батисту, где находится управление Алмазной Компании и какие там царят порядки. По-видимому, он решил, что привёз ещё одного искателя лёгких денег. С полученной информацией найти Хейде не составило труда: уже вечером корсиканец встретился с ним в пивном баре. Хейде оказался старше Хаага, лет на десять: мужчина за сорок, с сединой в волосах. У него были мощные плечи, длинные руки с широкими ладонями, плоский мускулистый живот и бычья шея под широким лицом с узкими монгольскими глазами. Когда-то приятные черты его лица смазаны трудностями жизни. В отличие от Хаага, он встретил предложение Лангаротти без энтузиазма.
– Почему я должен срываться со своей работы в Алмазной компании. Да, нет перспектив! Да, работа мне не нравится! Но, я сижу на постоянном окладе и делаю, что умею. Лет за десять я скоплю небольшую сумму, чтобы провести старость,- ворчал он.
– Ханс, ты же рехоботер, человек второго сорта, - в тон ему отвечал Жан-Батист.
– Ты им всегда был и будешь, как бы ты не выслуживался. Ну скопишь пять или десять тысяч рэндов, ну утаишь что-нибудь. А что дальше? Купишь хибару в Рехоботе, разводить коз и платить налоги. Это всё, что ты хочешь в этой жизни?
– Нннет!
– пьяно оскалился Хейде.
– Я этого не говорил...
– Ещё раз подумай о моём предложении: сейчас там ещё нужны люди, но наступит время и ...
– ...меня точно также выкинут со службы местные черномазые, как в Бечуаналенде, - горько улыбнулся рехоботер.
– Это будет не скоро, лет, этак через пять, а сейчас там очень нужны опытные пограничники. Такие как ты, а не молокососы, жаждущие приключений!
– Хорошо, я подумаю, как это сделать. Тем более, что Компания должна мне предоставить отпуск за три года.
– Это сколько же получается, - спросил Лангаротти. Рехоботер задумался и стал считать вслух:
– Раз в полугодие мне должен предоставляться отпуск. Если я его не выбираю, то мне добавляется по пятнадцать дней к следующему и выплачивают компенсацию за вторую половину. Так-так, я служу с июля семидесятого. В этом году я рапорт ещё не подавал. Выходит, что я могу взять сто двадцать дней - четыре месяца...
– Я могу тебе предложить контракт на три с дальнейшим продлением. Не понравится - уедешь, но лучше всё-таки шесть месяцев. При полугодовом контракте ты получишь тысячу фунтов, - продолжил вербовку корсиканец.
– это больше, чем ты сможешь скопить здесь за год!