Пташка

Скворцова Ксения

– Если твой отец узнает, убьёт меня, – весело сказал Бьярки. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и рассеянно перекусывал былинку. – Мы с тобой, вдвоём, отрезанные от наших, в заброшенном хуторе.

– В этом нет твоей вины, – негромко отозвался его друг, чуть качнув головой. По чёрным прядям скользнул отблеск костра. – Скоро мы наверстаем остальных, и всё обойдётся.

– Я не должен был этого допустить. Хотя, я даже рад, что мы заблудились. – На его губах заиграла улыбка, от которой сердце любой девушки бы вмиг захолонуло. – Хозяйская дочь хороша, а? Прямо медовый пряник. – Глаза юноши заблестели. –

А, впрочем, даже чересчур приторно. Мне отчего-то с самого утра хочется полуницы 27 . – Губы Бьярки расплылись в ухмылке, и он мечтательно уставился на звёзды. – Что ж, за ягодами она уже ходила, завтра покажу ей, где цветёт папоротник. – Он усмехнулся и потянулся всем телом, словно лесной кот.

27

Полуница – то же, что земляника.

– Оставь её мне, – сказал Ивар. Он смотрел на друга через костёр, и пляшущие язычки пламени, отражаясь в его каре-зелёных глазах, казались болотными всполохами.

– С чего бы это? – не переставая улыбаться, удивился Бьярки, привстав на локте. – Девчонка как девчонка. И взглянуть особо не на что.

– Когда ты поднял её на руки, мне захотелось отнять её у тебя, – честно ответил Ивар.

Бьярки коротко рассмеялся, скрывая замешательство:

– Если она тебе так глянулась, мог бы быть с нею поучтивей.

– Тебе-то не всё равно, она или хозяйская дочь?

– Ну, ей-то теперь лишь подмигни, за мной на край света побежит, а хозяйскую дочь ещё умаслить надо, – ухмыльнулся Бьярки.

Ивар без улыбки продолжал смотреть на друга.

– А ты отбей, – с вызовом предложил Бьярки. Усмешка задерживалась на его губах, но постепенно стала покидать глаза.

– Она так пришлась тебе по сердцу?

Бьярки огрызнулся:

– Говорю же, там и глядеть не на что. Тебя-то она чем привабила 28 ?

28

Привабливать – приманивать, подзывать вабилом, о хищной птице; здесь – привлекать.

Ивар промолчал.

– Ладно, наплевать. Подолов на свете полно, а брат у меня один. Пусть твоя будет красна ягода.

– Не пожалеешь?

– Ты меня знаешь, найду об кого погреться. Это всего лишь девчонка. – Он зевнул и подошёл к Ивару, обняв его. – Идём, а то меня прямо на земле сморит.

***

Гнеда сама не поняла, как сумела уснуть в эту ночь. Стоило ей смежить глаза, и перед ней будто живой вставал Бьярки, насмешливый и лучистый, и его спутник, нелюдимый и враждебный.

Девушка ничего не рассказала подруге о своей утренней встрече, но вскоре и без того вся деревня знала о чужаках. Пчёлка не могла говорить ни о чём, кроме них, описывая Гнеде каждую подробность их внешности и облачения, которые ей удалось рассмотреть через щель в заборе или узнать со слов дочери старосты. Вот уж кому повезло, так повезло. А Гнеду брала оторопь оттого, что ей вновь хотелось услышать волнующий дурман, исходивший от Бьярки, почувствовать прикосновение тёплых рук и брызг воды на коже.

Чего-чего,

а воды на следующий день хватало. Ещё на восходе солнца даже самые ленивые селянки выходили черпать росу, которая, по поверьям, в это утро обладала чудодейственной силой даровать красоту и продлевать молодость.

С самого утра парни подлавливали девушек, норовя окатить их ледяной колодезной водой, да и те в долгу не оставались. Под всеобщий хохот самых ражих обидчиков сообща ловили и сбрасывали в реку.

По всей деревне стоял смолистый запах дыма, всюду топили бани для стариков и больных и тех, кто не отважится сегодня окунуться в прохладу реки.

Твердята запретила девушкам даже думать о работе, и сама отправилась в уединённое место мыть по древнему обычаю хлебную дежу 29 , не выносившуюся из избы с прошлого Солнцеворота.

Гнеда с Пчёлкой и её подругами выбрали для купания окунёвый омут, прогревавшийся даже в прохладное лето. По пути они едва отбились от ватаги юношей, подстерегавших их с ушатами мутной илистой жижи.

Наплескавшись вдоволь в бурой искристой воде, девушки ушли в лес завивать венки. С песнями они понемногу разбредались в разные стороны, у каждой на уме были свои мысли и чаяния, у каждой – свои заветные травы и приметы.

29

Дежа – деревянная ёмкость для замеса теста, хлеба.

Гнеда, повинившись перед берёзой, сорвала несколько молодых ветвей в основание венка. Затем она отправилась на гряду недалеко от берега. Там она выискивала глазами пурпурные цветки чабреца, запах которого будет ещё долго оставаться в волосах. Девушка добавила к своему сбору розоватые капельки медвежьего ушка, окружённые перьями кожистых листьев. На опушке она обнаружила поляну, целиком заросшую аметистово-жёлтыми цветками брата-с-сестрой, без которых не обойдётся убранство ни одной девушки в нынешнюю ночь.

Последней была горечавка. Гнеда загадала, что вплетёт её в свой венок, ещё с вечера, но никак не могла найти её теперь. Она почти отчаялась, когда вдруг среди камней увидела то, что искала – нежно-лазоревые цветы с тёмно-синими крапинками в сердцевине.

Наконец, венки были увиты, а приготовления к гуляниям завершены. Все, от мала до велика, собрались на пригорке у реки к общей трапезе. В деревню пожаловали и гости из соседних сёл, народу набралось так много, что Гнеда в сутолоке едва не потеряла Пчёлку. Но молодым было не до яств. Девушки вскоре завели хоровод, юноши заиграли на струнах и жалейках, зазвучали песни.

Гнеда шла на косогор с замирающим сердцем. Она боялась признаться самой себе в том, что ждала и страшилась увидеть Бьярки. Когда он успел тронуть её душу настолько, что теперь ноги подгибались об одной мысли о том, как она встретит его взор, как вздрогнет, если он снова коснётся неё? Чувствовала ли она это взаправду, или от духа волшебства и вседозволенности, пронизывающего всё вокруг в тот вечер, на неё нашёл морок? Гнеда никогда не бывала пьяна, но, должно быть, именно так ощущал себя человек во хмелю. Всё кружится перед глазами, хочется бежать и петь, и сердце бешено стучит, готовое разорваться от необъёмного счастья.