Пташка

Скворцова Ксения

Голос Фиргалла стал тихим, и в глубине его янтарных глаз Гнеда увидела отсвет такой чёрной ненависти, что она съёжилась.

– Что случилось после того, как отец… князь… когда его не стало?

– Яромир умер на моих руках, но я не успел погрести его тело как подобало упокоить князя. В ближних покоях уже слышался топот ног и бряцание оружия. Войгнев дал приказ схватить единственную оставшуюся в живых из рода его врага. Мне не оставалось ничего иного, как спрятать младенца за пазуху и выбираться с княжеского двора.

Я был готов к подобному исходу, поэтому мой конь и горстка верных людей ждали внизу. Чудом я ушёл от преследователей, чудом сумел

увернуться от мечей, обрушавшихся на меня со всех сторон. Провидение вело меня и защищало тебя. Прорвавшись через стражей у ворот, я вскочил в седло. Я знал, что за мной немедля снарядят погоню, и замучил коня до полусмерти. Мои враги были позади, а силы на исходе. Я боялся погубить тебя, ведь ты была совсем крошкой и нуждалась в питании и сне. Но в твоей груди бьётся сердце князей, и оно помогло выдержать скачку. До владений сидов было слишком далеко, и ни одна лошадь не домчала бы нас туда. Я добрался до Суземья и решился на единственно возможное: мне было известно, что в одной из деревушек в старой веже, оставшейся там ещё от крепости Первых Князей, живёт достойный человек по имени Домомысл. Слава врачевателя и учёного мужа шла впереди него, достигнув и меня, и, хотя я никогда прежде не встречался с ним, мысль о том, что я могу поручить ему твою жизнь, родилась у меня мгновенно. Так ты и оказалась в глуши, вдали от родной вотчины, и воспитывалась как подкидыш.

Я не мог быть уверенным до конца, что враги не найдут тебя, но и вернуться за тобой не посмел, так я ещё больше грозил погубить тебя. Мне оставалось лишь ждать и внимательно, но тайно наблюдать за тем, как ты растёшь. И я понял, что не ошибся в выборе. Домомысл чувствовал, что ты не простое дитя, и старался вложить в тебя как можно больше. Ты ведь и сама ощущала свою особость, не так ли? Но если раньше это угнетало тебя, отдаляя от людей, то теперь всё изменилось. Теперь я беру тебя под свою опеку.

– Значит, всадники, что ищут меня, – люди Войгнева? – вымолвила Гнеда.

– Нет. – Фиргалл сцепил обе руки в кулак перед собой. – Войгнев искал тебя первое время, но после до него стали доходить слухи о гибели младенца. Кроме того, рассудив, он справедливо посчитал, что ты не представляешь для него опасности. Даже если дочь Яромира вырастет, она будет всего лишь женщиной, не имеющей прав на престол, не умеющей сражаться и не отваживающейся мстить. Нет, Гнеда, тебя ищут другие люди. Родичи твоей матери. Твой двоюродный брат Финтан.

– Финтан, – повторила Гнеда, запоминая имя своего врага. – Но почему? Чем я помешала ему?

– Боюсь, одним своим существованием, – мрачно усмехнулся Фиргалл. – У Аэда не осталось прямых наследников, Этайн и оба его сына умерли, поэтому престол должен перейти к кому-то из внуков. По старшинству ты стоишь перед Финтаном.

– Но разве женщина может наследовать?

– Нет, но только лишь если она не замужем. Самому жениться на тебе Финтану не позволяет близкое родство, а дожидаться, пока это сделает другой охотник за наследством деда, он не станет.

– Другой охотник?

– У Аэда было три брата, и младший из них сделался княжичем-изгоем, лишённым надежды на престол Ардгласа. Ему досталась Корнамона, надел на окраине княжества, пустынный клочок земли во мху, болотах и камнях. Он был горько обижен судьбой и воспитывал своих детей в упрямой вере в необходимость восстановить, как ему казалось, попранную справедливость. И, кажется, такая возможность, наконец, представилась. Детей у Аэда не осталось, зато у изгоя вырос внук по имени Бран, имеющий надежду

на заветный стол двоюродного деда. Так между Финтаном и Браном началась незримая война. И они вспомнили о тебе.

– Бран, – прошептала Гнеда, запоминая ещё одно имя из своего рода.

– Ворон, если переводить на ваш язык. Пока ещё воронёнок. Он имеет законное право на престол, лишь женившись на тебе. Вы – троюродные брат и сестра, и между вами, по обычаям сидов, возможен союз. Став мужем старшей внучки, Бран станет старшим внуком, а, значит, оставит Финтана ни с чем.

– Но зачем убивать меня? Я не собираюсь становиться ничьей женой, я просто скажу им, что отказываюсь и не буду никому мешать… – девушка запнулась, прерванная неожиданным смехом своего собеседника.

– Твоё простодушие могло бы сойти за добродетель, но теперь оно будет стоить тебе жизни. Неужели ты полагаешь, что кто-то станет спрашивать твоего согласия? Речь идёт о власти, о богатстве, о старых обидах. Для обоих братьев ты не ценнее рабыни. Ты вещь, которую один старается заполучить, а второй – уничтожить.

– Но ведь ты сказал, что мой дед жив? Почему он не забрал меня?

Сид отвёл взгляд и мрачно усмехнулся.

– Твой дед… Что ж, верно. Стоило ему лишь пошевелить пальцем, как его внучка оказалась бы под княжеским покровительством, на которое бы никто не смел посягнуть. Но вместо этого она должна была расти вдали от родичей, у чужого человека, без надежды вернуть своё истинное имя и место. – Уста сида сжались, а глаза злобно заблестели из-под прищуренных век. – Сильнее меня Этайн мог любить только её отец. Когда он узнал, что его единственной дочери не стало, с ним произошло потрясение. Это не выразить словами. Мир перестал для него существовать. Была одна лишь боль. Тупая, наполняющая сердце до самых краёв боль. – Гнеда нахмурилась, неловко сознавая, что слышит случайную исповедь. – Но даже боль не может быть бесконечной. На смену ей пришёл гнев. Ожесточение. Жажда мести. Главным виновником случившегося для него стал Ингвар, увёзший Этайн, а затем оставивший на погибель с этим псом. – Верхняя губа сида дёрнулась. – Но Ингвар уже понёс свою кару. – Его глаза мрачно сверкнули. – Когда я прибыл ко двору Аэда с вестью о том, что его внучка жива, он не захотел меня слушать. Для него девочка была не внучкой, не дочерью Этайн, нет. Она была «отродьем Северянина».

– Это несправедливо! – не удержалась Гнеда. – Ведь во мне течёт и его кровь. Так не бывает!

– Да? Ты так полагаешь? – холодно усмехнулся Фиргалл. – Поверь, бывает гораздо, гораздо хуже. Твой дед, по крайней мере, не снарядил на тебя охоту. Не пригрел, чтобы потом отшвырнуть, расплатиться тобой в удобный миг как живым товаром в своей игре. – На его лице промелькнула смесь горечи и презрения. – Он просто оставил тебя в покое, стерев из своей памяти. Но не из рода. Такое даже князю неподвластно. И ты должна вернуться. Занять своё место. Этого бы хотела Этайн.

Гнеда смотрела прямо перед собой, потрясённая услышанным. Всю свою жизнь она страдала от того, что являлась безродным подкидышем, кукушонком. И вот у неё вдруг появились родичи. Презиравшие её и желавшие смерти.

– А мой отец?

Сид помотал головой.

– Не осталось никого.

– Что же мне делать?

– Самой распорядиться своей жизнью. Не дать себя в обиду. Доказать своему деду, что ты – не только дочь его врага, но и наполовину сид. Стать той, кем ты являешься.

– Кем я являюсь? – прошептала Гнеда, подняв затуманенный слезами взор на Фиргалла.