Пташка
Шрифт:
– Ешь, – отрывисто велел он.
– Где мы? – спросила девушка, опускаясь на лавку и не думая притрагиваться к пище.
– Мой дозор. Тут сидят верные люди. Собирают вести, выполняют поручения. Здесь мы можем передохнуть и поговорить.
– Господин, ты расскажешь мне? – глаза Гнеды лихорадочно блеснули.
Фиргалл кивнул. Он глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, и начал.
9. Родители.
– Это нелёгкий для меня разговор. Но, что ж, ты долго этого ждала.
Пятнадцать лет назад я постучал в двери Вежи, хранителем которой
Знаешь ли ты о том, как Войгнев, нынешний князь, сделался правителем вашей земли? Он убил предыдущего князя, Яромира, и замучил в заточении его жену, прекрасную Этайн, не добившись её любви. Так их единственное дитя осталось круглой сиротой. Войгнев осиротил тебя, Гнеда. Ты – дочь Яромира и Этайн, последняя из рода Бориветричей.
Фиргалл молча смотрел на окаменевшую девушку, давая ей время осознать услышанное.
Несколько мгновений Гнеда не могла не только вымолвить ни слова, но и дышать, и лишь когда перед глазами начали летать белёсые искры, девушка, опомнившись, сделала несколько лихорадочных вдохов, так что на глазах выступили слёзы. Сид продолжал бесстрастно взирать на неё, сложив на груди руки.
– Как я оказалась у тебя, господин? Кто ты? – тихо спросила Гнеда, когда почувствовала, что снова может говорить.
– Не зови меня господином. Мы с тобой оба княжьи отпрыски. Мы равны.
Фиргалл отвёл от неё помрачневшие глаза.
– Я любил твою мать, – наконец промолвил он. – Этайн, как и я, принадлежала народу сидов. Я веду род из северной ветви, Этайн происходила из южной. В знак дружбы между нашими домами отец мой, князь Дрогеды, отдал меня на воспитание в Ардглас, столицу южных земель, ко двору князя Аэда, отца Этайн. Аэд любил меня как собственного сына и всегда прочил в супруги Этайн, но судьба распорядилась иначе. Злой рок занёс ладью Северянина в наши моря и он, будущий князь Залесья, увёз в свою страну сердце твоей матери. Спустя несколько месяцев Яромир прислал посольство со сватами, и вскоре Этайн и Ингвар стали мужем и женой, а затем и княгиней и князем.
– Ингвар?
– В роду твоего отца было принято давать два имени, одно – залесское, другое – свеннское, употреблявшееся в домашнем кругу. Так потомки Бориветра отдавали дань своей северной родине. Я расскажу тебе в своё время о твоих предках и родичах.
Гнеда быстро кивнула, и Фиргалл продолжил.
– Когда Этайн отвергла меня, я стал ей братом. Она поверяла меня в свои дела, и наша дружба не прекращалась до её последнего вздоха. – Сид задумался, прищурившись. Его пальцы мягко постукивали по грязной, давно не скоблёной поверхности стола. – Бывают на свете такие ранимые, теплолюбивые цветы, которые нельзя по чьей-то прихоти грубо вырвать и пересадить в другую землю – холодную и каменистую. Они не приживутся. Они замёрзнут в первый же утренник. Их побьёт градом или сломает злым ветром. Так вышло и с твоей матерью. Этайн была слишком прекрасна для суровой северной стороны. Слишком добра. Слишком бесхитростна. Всё это погубило её.
Когда Яромир вернулся в Стародуб с молодой женой, многие были сражены её красотой, умом и ласковым
Войгнев воспылал к княгине преступной страстью. Она настолько помрачила его разум, что он сам возжелал сделаться правителем всего Залесья и супругом Этайн, хотя у него уже была достойная жена, родившая ему первенца.
Долго вынашивал Войгнев в чёрном сердце предательское намерение и, наконец, стечение обстоятельств помогло ему. Князь отправлялся в Степь, и Войгнев под благовидным предлогом остался в стольном городе. Яромир завещал побратиму заботиться об Этайн и своей дочери Яронеге, не прожившей ещё своей первой зимы, о двух сокровищах, без которых не мыслил жизни. Князь не догадывался, что собственной рукой рушит своё счастье.
В отсутствие Яромира Войгнев сумел незаметно захватить власть, поставить всюду своих наместников, его люди заполонили княжеский двор. Он стал ходить по пятам за Этайн, пытаясь уговорить её предать мужа. Слишком поздно поняла княгиня коварные замыслы негодяя, слишком чиста и невинна, слишком благородна она была. Войгнев отрезал её от всех близких людей, не допуская преданных и верных слуг. Этайн день ото дня теряла силы, она плакала по своей дочери и супругу, по своему народу и отцу, по своей земле, по всему, что больше никогда не увидела. Она зачахла, словно нежный росток, лишённый солнца и дождя. Войгнев погубил свою любовь, ему оставалось лишь рыдать над бездыханным телом. Этайн умерла от тоски, так и не дождавшись своего мужа.
До князя всё же дошли слухи о том, что творится в его дворе, и он со всей возможной и невозможной скоростью поспешил домой. Увы, было слишком поздно. Яромир нашёл лишь могилу, уже заросшую молодой травой.
Велик был гнев и безгранично горе князя. Но он очень торопился, и вернулся в Стародуб лишь с малой дружиной. Слишком скудны были его силы, и он не мог противостоять захватчику. Войгнев очерствел, свою скорбь он утопил в жажде власти и только одного желал теперь: уничтожить род Яромира, вырвать с корнем все воспоминания о нём и самому править землями.
Велика была ненависть между ним и князем. Оба винили друг друга в гибели Этайн.
Всё происходило слишком поздно в этой череде несчастий, и я не успел предотвратить беду. Когда мы с братьями Этайн прибыли в Стародуб, всё самое худшее уже произошло. Я нашёл твоего отца в своей опочивальне, истекающим кровью. Перед смертью он успел сказать, что его ранил Войгнев. Умирающий князь попросил меня лишь об одном. Защитить свою дочь.
Гнеда сидела, уставив невидящий взгляд перед собой.
– Моё настоящее имя, – осипшим голосом вымолвила она и остановилась, словно собираясь с силами, чтобы произнести его вслух, – Яронега?
Фиргалл улыбнулся одним уголком рта и кивнул.
– Ты не любил моего отца? – тихо спросила она.
– Не любил? – Губы сида сомкнулись в жёсткую черту. – Твой отец был храбрым и отважным воином. Не самым лучшим правителем. Плохим супругом. Но его любили люди. Ты очень похожа на него. – Он пристально посмотрел на Гнеду. – И гораздо меньше на мать, – добавил он вполголоса, отведя взор от девушки. – Мне не за что любить его. Он забрал у меня женщину, составлявшую весь смысл моей жизни, и не сберёг её.