Птица и меч
Шрифт:
Тогда почему меня никто не видит?
— Я вижу, — просто ответил он.
И это было так. Я лежала перед ним нагая и уязвимая, полностью в его власти. Черные глаза изучали мое тело, вбирая и присваивая каждый квадратный сантиметр. Я с трудом поборола желание укрыться, отвернуться, хотя бы отвести глаза. Тирас расстегнул рубашку и отбросил ее в сторону. За ней последовали брюки. Затем он лег рядом — кожа к коже, предплечье удерживает мою голову, горячие губы ласкают рот. Я невольно возблагодарила свою мать и Творца Всех Слов, что мои собственные губы
— Впусти меня, Ларк, — прошептал король.
Я знала, что он говорит не только о теле, хотя тяжесть его плоти требовала сдаться, а жаркие губы настаивали на подчинении. Он просил отдать ему мои слова. В тело. Но не в душу, — ответила я, решив сопротивляться до конца.
— Везде.
Очередной поцелуй выжег это требование на моем языке, и я на мгновение забыла о борьбе, когда наши рты сомкнулись, а тела сплелись воедино, беззвучно обмениваясь тайнами. Я обняла Тираса обеими руками, и он перекатился вместе со мной на спину, приняв мой вес на себя.
— Впусти меня, — повторил он настойчиво, и я вновь ощутила его жажду — жажду, которая проистекала из источника намного древнее нас обоих.
Тирас. Тирас. Тирас. Это была единственная мысль, которая осталась у меня в голове, и, кажется, она его вполне удовлетворила. И все же я чувствовала, как от его кожи струится печаль и плывет по комнате, словно затянувшее луну облако.
Глава 22
КОГДА Я ПРОСНУЛАСЬ на следующее утро, Тирас уже ушел, а я ощущала себя совершенно по-новому. У меня болело в таких местах, о которых я и не подозревала, и я была счастлива, как никогда прежде. Меня буквально познали — выведали секреты и исследовали белые места на карте, так что теперь мне предстояло знакомиться со своим телом еще раз.
Боль только обострила удовольствие, засвидетельствовала произошедшее ночью и запечатлела Тираса в моем сердце и теле. Я чувствовала его желание заявить на меня право — даже во время самых нежных поцелуев, когда он проглатывал мои стоны и успокаивал горящее тело мягкими прикосновениями и ласковыми словами. Эти слова исходили от его кожи и когда он молчал, и я собирала их, словно опавшие листья, навсегда сохраняя между плотных страниц своей памяти.
Служанки принесли мне воды для купания, но, едва ванна была наполнена, я отослала их прочь. Я чувствовала себя так, будто сбросила старую кожу, сгорела и переродилась, и мне нужно было побыть наедине с этой новой собой. Я заплела волосы в косу и уложила ее кольцом вокруг головы, чтобы не замочить. Затем скользнула в благословенное тепло и закрыла глаза, дрейфуя на волнах покоя и уединения за сомкнутыми веками.
Я не услышала ни скрипа двери, ни тихих шагов по толстому ворсу ковра, но ощутила Тираса, стоило ему приблизиться. Брови короля были сведены к переносице. Он присел возле огромной железной ванны, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и приложил большой палец к моей верхней губе.
— Ты дуешься, даже когда улыбаешься, — мягко заметил он. — Как у тебя это получается?
Тебя
— Радует, — прошептал он. — Ты меня радуешь. А еще ты меня удивляешь.
У меня хороший учитель. Я хотела его подразнить, прикрыть сердечную наготу колючками и крапивой, но вместо этого выдала чистую правду. Быстро сглотнув, я отвела взгляд. Впрочем, следующие слова Тираса снова притянули мои глаза к его лицу.
— Когда я превратился в человека вчера утром, меня кто-то ждал.
Я встревоженно подалась вперед. Кто?
— Я не знаю. — Он покачал головой. — Во время превращения я глух и слеп. В эти минуты я будто перестаю существовать, зажатый между двумя сторонами своей личности. Я подлетел к балконной двери и начал превращаться. Это все, что я помню. Когда я очнулся, обнаружил себя сидящим в цепях в подземелье, совершенно нагим.
Я в ужасе воззрилась на Тираса. Разум кипел от догадок, кто, как и, самое главное, зачем мог такое сделать.
— Кто-то проведал о моем даре. Кто-то знал, когда я беспомощнее всего. И знал, где меня ждать, — добавил Тирас сумрачно.
Возможные последствия такого знания заставили нас замолчать. Уставившись в пустоту, мы напряженно размышляли. Наконец я покачала головой. Что-то не сходилось.
Если бы мой отец прознал, что ты Перевертыш, он бы немедленно тебя выдал. Ему незачем играть в эти игры.
— Да. А Палата лордов не стала бы терять время, пытаясь сорвать свадьбу.
Мое сознание посетила предательская мысль, и я высказала ее, не задумываясь, как она может быть истолкована.
А что, если это Кель пытался защитить тебя… от меня? Разве есть способ лучше, чем удостовериться, что я никогда не стану королевой?
Тирас уставился на меня с искренним ужасом, после чего прикрыл глаза, словно эта мысль причиняла ему боль.
— Думаешь, это Кель? — глухо спросил он, внезапно обнаружив собственную ранимость.
Я задумалась о его брате, его единственном друге. Кель меня не любил. Но любил Тираса. В этом я не сомневалась. Если это Кель… Его мотивы были чисты. По лицу короля пробежала тень облегчения. Однако уже в следующую секунду его челюсть напряглась, а глаза сузились.
— Если это Кель, он за это ответит.
Я надеюсь, что это он.
— Почему? — удивился Тирас.
Потому что он бы никогда не причинил тебе вреда. Но если это кто-то другой…
— Наши беды только начинаются, — завершил король мою мысль.
Я кивнула.
— В подземелье высоко на стене есть решетка, ведущая во двор. Я слышал через нее, как дали сигнал к началу шествия, но никто не услышал моих криков и так и не пришел за все время, что я там сидел.
Как тебе удалось выбраться?