Птица Карлсон
Шрифт:
Вдвоём они путешествовали по Европе, выискивая одиноких богатых путешественников. Сообщник Карлсона по кличке Малыш, изображал из себя влюблённую девицу, и после недолго романа очарованный путешественник отписывал всё имущество своей невесте. Через недолгое время несчастный отправлялся в мир иной при неясных обстоятельствах. Одного нашли с выпученными глазами у ограды уже проданного на сторону поместья, другой утонул в болоте, третий был съеден собственной собакой…
– Но вам повезло, мой русский друг, - заключил свой рассказ англичанин. Видимо, Малыш действительно полюбил вас, и оттого решил предупредить вас об опасности. А потом убедил своего старшего товарища,
– Почему среди мормонов?
– спросил я недоумённо, но англичанин отвечал, что понятия не имеет и старается не думать о том, что не имеет отношения к его работе.
Я отдал две гинеи его помощнику и вышел вон. Всё то время, пока я ехал в порт, меня не покидала одна мысль: отчего Бася, то есть уже, конечно, никакая не Бася-Василина так заинтересовалась мной? Отчего именно мне она хотела открыться? Ответа я не находил, но сам вопрос как-то неприятно будоражил меня.
Я быстро добрался до Парижа, где меня ждала любовница со своим мужем. Я забылся в их объятиях, но этот безумный вопрос о судьбе моей любви не оставлял меня. Я должен сознаться, что я не слишком долго грустил; я даже нашел, что судьба хорошо распорядилась, не соединив меня с Басей; я утешался мыслию, что я, вероятно, не был бы счастлив с ним-ней.
Но сейчас, спустя двадцать лет, когда я смотрю на двенадцать пожелтелых листов его-её записки и засохший цветок, что я вынул из её-его волос, тоска охватывает меня. Тогда я прошу свою французскую подругу сесть за фортепиано и слушаю, как льются прекрасные звуки Бетховена, заполняя не только всю комнату, но и наш прелестный сад.
2022
Утро писателя
Дневник путешествия в Прекрасную Поляну господина Карлсона, отставного поручика и любителя словесности и хлебного вина
23 августа
Начало путешествия, сосна и вековые дубы. Примечательная встреча по дороге
Я отправился в Прекрасную Поляну - приникнуть к корням вековых дубов и Веймутовой сосны, погреться на последнем летнем солнце, набраться вдохновения для дальнейшей работы над словом.
Для начала оказалось, что я простыл в бричке. Как ни уверял меня Селифан, что всё образуется, ничего не образовалось. Я очнулся на постоялом дворе, с больным горлом, в окружении странных своих попутчиков. Один отобрал у меня заячий тулупчик, другой пожурил за меня мою няньку, третий обещал мне неприятностей. Скрасили мое одиночество три прелестницы, что заглянули ко мне узнать столичные новости, как то - носят ли нынче с фестончиками, или больше с рюшами.
Я было захорохорился, как вдруг посмотрел на себя со стороны.
Да и про воланы я был мало осведомлен.
Прелестницы засмеялись (о, эти небесные колокольчики!), впорхнули в свое ландо и исчезли.
А вчера, ещё только свернув с дороги к имению, я заприметил знакомую бабу. Она много лет назад служила там экскурсоводом и порой учила меня, барчука, разным штукам в овсах.
Нынче она получила вольную, а муж разбогател на откупах. Двое детей держались за подол.
Я не преминул посетовать на то,
– Да и ты, барин, подурнел, - отвечала она, посуровев.
25 августа
Спектакль в летнем театре. Младые прелестницы.
Весь день провёл в каком-то странном забытьи.
Оттого отправился на спектакль, что давали у графа в летнем театре. С любопытством осматривал я амфитеатр наподобие греческого, что был раскрашен жёлтым и чёрным - с намеком на государственный флаг.
Сперва я чуть не заблудился в древних руинах, которые ещё помнили крепостной театр при прежнем графе.
Ходили слухи, что часть актрис старик взял в жёны, а оставшиеся с горя утопились в пруду. Я это решительно отрицаю: пруд мелок, в нём и курица не сумела б утопиться.
Впрочем, началось представление.
Что меня неприятно поразило, все актеры были немцы. И начальник над ними тоже был немец. И пьеса была немецкая, с ужасным названием, что-то вроде Enebeneresskwintermintergess. Рассказывала она об одном несчастном, что решил бросить семью и притворился мёртвым. Тут было всё немецкое филистерство - бесконечные разговоры о наследстве и деньгах, отвратительное судебное разбирательство, когда фальшивого покойника поймали и свезли в штадткомиссариат.
Над креслами кружились сухие березовые листья, время тянулось, как в карауле, ржали лошади на конюшне, будто напоминая нерадивым актерам, куда они могут отправиться.
Я думал тишком скрыться в кустах, но вдруг заметил тех трех младых прелестниц, что видал давеча.
Они слушали пиесу так, будто стояли у аналоя.
Ужас! Мало того, что я не смог вчера поддержать разговора о воланах, рюшах и фестончиках, так и вовсе окажусь неотесанным болваном, чуждым искусства!
И я с постным лицом просидел до финала, когда герой, проявив хоть что-то человеческое в своей арифметической немецкой душе, застрелился. Зрители, толпясь, стали расходиться, я бросился к тому краю амфитеатра, где видел трёх наяд, но… Но тут…
26 августа
Судьба дерев. Страсти простого народа.
Мне, признаться, было неловко после вчерашнего. Казалось, что все уже знают о моей встрече с этим ужасным человеком. Я велел Петрушке поставить мне кресло в саду под яблоней и решил, что, как и всякий отставной поручик, проведу день за чтением античных классиков.
Не тут-то было! Едва я открыл первую страницу Овидия, передо мной возникла дама.
Она сурово посмотрела на меня и вопросила:
– Отчего погибла береза?
Я стушевался.
– Вы мужчина, вы и ответьте!
– продолжала незнакомка.
Я промямлил что-то про кавказскую войну, старые раны… Незнакомка была неумолима и обрушила на меня целый ворох обвинений. Речь шла о березе, что росла в обнимку с дубом в графском парке. Деревенские свадьбы останавливались у этого места, и рассматривание двух столь разных дерев, растущих купно, служило жителям поводом для вполне языческого пьянства. Дама нависла надо мной, смущая мой дух одинокого путешественника. Здесь было всё, буквально всё.