Птица не упадет
Шрифт:
— Чего вы от меня хотите? — спросил Марк. Этот неожиданный вопрос застиг Дирка с распростертыми руками, с готовой сорваться с губ следующей тирадой. Дирк опустил руки и выжидательно посмотрел на Марка, как будто ожидал продолжения. — И о каком вознаграждении речь? — продолжал Марк, и Дирк радостно рассмеялся: именно таких слов он ждал. Каждый человек имеет свою цену.
— Вы знаете, чего я от вас хочу, — сказал он.
— Да, думаю, знаю, — подтвердил Марк.
— Так скажите, чего я хочу, — снова рассмеялся Дирк.
— Вы хотите, чтобы в докладе
— Это сказали вы, не я. — Дирк поднял бокал и посмотрел на Марка. — Тем не менее я выпью за это.
— А вознаграждение? — продолжал Марк.
— Удовлетворение от сознания выполненного долга перед своей страной и народом, — серьезно сказал Дирк.
— Этого мне с лихвой хватило во Франции, — негромко сказал Марк. — Но я обнаружил, что его нельзя ни есть, ни пить, — и Дирк радостно засмеялся.
— Интересный выбор, стоит это запомнить. Вы уверены, что не хотите выпить?
— Нет, я передумал.
— Виски?
— Пожалуйста.
Дирк встал и направился к серебряному подносу. Неожиданно он почувствовал огромное облегчение. Если бы подтвердилось, что этого человека нельзя купить — а Дирк уже склонялся к такой мысли, — был бы опрокинут один из краеугольных камней, на которых Дирк строил философию своей жизни. Но теперь все в порядке. У этого человека есть цена, и Дирк почувствовал презрение: всего лишь деньги, к тому же ничтожная сумма.
В этом парне нет ничего особенного.
Он повернулся к Марку.
— Вот вам то, что можно выпить. — И он протянул хрустальный бокал. — А теперь поговорим о том, что можно съесть.
Он вернулся к столу, открыл один из ящиков и достал коричневый пакет из плотной оберточной бумаги, запечатанный красным воском.
Пакет он положил на стол и поднял бокал.
— Здесь доказательство искренности моих намерений, — сказал Дирк.
— Насколько они искренни?
— Тысяча фунтов. Достаточно, чтобы купить гору хлеба.
— Одна из ваших компаний купила ферму моего деда, — осторожно заговорил Марк. — Дед обещал отдать эту ферму мне, но умер, не оставив ни гроша.
Выражение лица Дирка неожиданно изменилось, глаза стали осторожными и внимательными. Несколько мгновений он раздумывал, не сделать ли вид, будто ему ничего не известно, но ведь он сам признался, что собирал сведения о Марке.
— Да, — кивнул он. — Я знаю. Старик все равно не использовал землю.
— Ферма была куплена за три тысячи фунтов, — продолжал Марк. — Я считаю, что мне должны эту сумму.
Дирк опустил руку в ящик, достал еще два таких же пакета и положил их на первый.
— По странному совпадению, — сказал он, — у меня здесь именно эта сумма. «Сущие гроши, — презрительно улыбнулся он. — Что заставляло меня думать, будто в этом человеке есть что-то особенное?» В ящике стола лежали еще семь таких же пакетов, в каждом по сто десятифунтовых банкнот. Столько он готов был заплатить за этот доклад… нет, поправил себя Дирк, я готов был пойти дальше, гораздо
— Берите, — улыбнулся он. — Вот деньги.
Марк встал со стула, взял пакеты и спрятал в карман.
Борода Шона Кортни ощетинилась, как иглы на спине рассерженного дикобраза, лицо его медленно приобрело цвет плохо прокаленного кирпича.
— Боже! — проворчал он, глядя на три пакета на своем столе. Пакеты были распечатаны, банкноты выложены и лежали тремя лилово-голубыми стопками. — Ты взял деньги?
— Да, сэр, — подтвердил Марк, стоя перед столом, как ученик перед учителем.
— И у тебя хватает наглости прийти ко мне с этим?
Шон сделал такой жест, словно собирался сбросить стопки банкнот на пол.
— Убери от меня эту грязь!
— Ваш первый урок, генерал. Деньги всегда имеют значение, — спокойно сказал Марк.
— Да, но что мне с ними делать?
— Вы как председатель Общества защиты африканской природы должны послать письмо с подтверждением, что деньги приняты, и с благодарностью за щедрый дар.
— О чем это ты? — уставился на него Шон. — Что за общество?
— Я только что создал его, сэр, и избрал вас председателем. Уверен, что мы сможем разработать меморандум, сформулировать цели и устав общества, но главное — организовать кампанию, чтобы люди знали, что мы делаем. Нужно заручиться поддержкой общества. — Марк говорил быстро, излагая заранее продуманное, а Шон слушал; цвет его лица постепенно становился нормальным, появилась довольная улыбка, борода вновь приобрела обычную форму. — Мы используем эти деньги для рекламы в прессе, пусть общество знает о своем наследии. — Марк быстро продолжал, идеи непрерывно рождались в его голове, тут же сменяясь новыми, а Шон слушал, иногда ухмылялся, качал головой и наконец расхохотался. И хохотал долго.
— Хватит! — наконец радостно взревел он. — Садись, Марк, пока достаточно. — Он порылся в кармане в поисках платка и, приходя в себя, вытер глаза и трубно высморкал свой большой нос. — Это неприлично, — хмыкнул он. — Настоящее святотатство! Да ты вообще не уважаешь деньги. Что противно природе.
— Нет, сэр, я уважаю деньги, но они лишь средство, а не цель. — Марк тоже рассмеялся, веселье генерала оказалось заразительным.
— Бог мой, Марк! Ты настоящий подарок. Где только я тебя отыскал? — Он в последний раз рассмеялся и посерьезнел. Достал лист чистой бумаги и стал делать заметки.
— Как будто у меня мало работы, — ворчал он. — Давай сформулируем цели этого твоего общества, будь оно неладно.
Они работали почти три часа, пока не пришла Руфь Кортни и не позвала их ужинать.
— Минутку, дорогая, — ответил Шон и прижал пресс-папье кипу заметок; он уже собирался встать, но вдруг посмотрел на Марка, хмурясь. — Вы приобрели опасного врага, молодой человек, — предупредил он.
— Да, знаю, — серьезно кивнул Марк.
— Ты сказал это с большим чувством.
Он вопросительно смотрел на Марка. Марк еще немного поколебался, потом начал: