Птица солнца
Шрифт:
Даже в своем отчаянии я испугался за бедную Салли. Теперь она обращалась не к мягкосердечному калеке, доктору археологии. Командовать Лореном – все равно что тыкать короткой палкой в черную гадюку или бросать камни в льва-людоеда. Я не мог поверить, что Салли настолько глупа и так переоценивает свои дружеские отношения с Лореном. Я не мог поверить, что она смеет разговаривать с Лореном таким тоном, будто у нее есть особое право на его внимание, будто между ними особая связь чувств и верности. Даже я, имея на то полное право, никогда не стал бы так говорить с Лореном, и я не знал ни одного человека,
Глаза Лорена сверкнули холодным голубым блеском, как сверкает наконечник копья. Лицо его приобрело угрюмое выражение, ноздри раздулись и побелели, как фарфор.
– Женщина! – в голосе его звенел лед. – Попридержи язык.
Отчаяние мое – хотя минуту назад мне казалось, что это невозможно, – усилилось: Лорен реагировал именно так, как я ожидал. Теперь два человека, которых я любил, устремились друг к другу на лобовое столкновение, и я, хорошо зная обоих, их гордость и упрямство, понимал: ни один не уступит. Катастрофа была неминуема, неизбежна.
Я хотел крикнуть Салли: «Не нужно! Я сделаю то, что ты просишь. Сделаю все, лишь бы предотвратить катастрофу».
Но Салли была сломлена. Весь гнев, весь запал ушли. Она, казалось, сжалась под бичом слов Лорена.
– Идите к себе и оставайтесь там, пока не научитесь себя вести, – тем же холодным яростным тоном распорядился Лорен.
Салли встала и, потупившись, удалилась.
Я, не веря своим глазам, смотрел на дверь, через которую она вышла, – моя дерзкая, непокорная Салли, вышла послушно, как наказанный ребенок. Рал и Лесли заерзали в замешательстве.
– Пора спать, – пробормотал Рал. – Вы уж нас извините. Пошли, Лес. Спокойной ночи всем. – И они вышли, оставив нас с Лореном наедине.
Лорен нарушил долгое молчание. Он встал и заговорил обычным спокойным голосом. Положил руку мне на плечо обычным дружеским жестом.
– Прости, Бен. Не волнуйся. Увидимся утром. – И вышел в ночь.
Я сидел один у своего вдруг потерявшего всякий смысл свитка, сидел с разбитым сердцем.
«Ненавижу тебя, коротышка!» – звучал в одинокой пустыне моей души ее голос, и я потянулся к бутылке «Глен Грант».
Мне потребовалось много времени, чтобы напиться до такой степени, что слова перестали жалить, и когда я, пошатываясь, выбрался наружу, я знал, что сделаю. Пойду извинюсь перед Салли и пообещаю ей эту работу. Все, что угодно, лишь бы она была довольна.
Я пошел к дому, где Салли теперь спала одна. Лесли переселилась в дом Питера и Хетер. Негромко постучал в дверь. Ответа не было. Я постучал громче, окликнул:
– Салли! Пожалуйста, мне нужно поговорить с тобой.
Наконец я толкнул дверь, и та открылась. Я увидел темную комнату и почти собрался войти, но тут храбрость меня покинула. Я тихо закрыл дверь и побрел к себе. Упал ничком на кровать, грязный, не раздеваясь, и погрузился в забвение.
– Бен! Бен! Проснись! – Голос Салли. Ее рука трясет меня за плечо, мягко, но настойчиво. Я повернул голову и открыл саднящие глаза. Яркое утро. Салли сидела на краю кровати, наклонившись надо мной. Она была одета, только что из ванны, волосы причесаны и схвачены алой лентой, но глаза припухли, будто она плохо спала или даже плакала.
– Я пришла извиниться за вчерашний вечер, Бен. За те отвратительные
– Место за тобой, – улыбнулся я ей. – Даю слово.
Первым делом следовало удалить пыль, толстым слоем покрывавшую весь архив. Я удивился, откуда ее столько в закрытом и изолированном от наружного воздуха коридоре, но вскоре обнаружил, что щели кладки потолка шире, чем в кладке стен, и на протяжении веков тончайшая пыль проходила сквозь них и оседала повсюду.
Когда на «дакоте» вместе с отрядом службы безопасности прибыло заказанное Лореном оборудование, мы смогли приступить к работе.
У входа в туннель построили небольшую будку, в которой постоянно находился охранник. Входить разрешалось только нам пятерым.
Пылесосы упростили задачу очистки архива от пыли. Мы с Ралом, точно две образцовые домохозяйки, работали с внешней стороны коридора и до окончания своих трудов не снимали респираторы из-за удушающих облаков пыли.
После этого мы получили возможность более внимательно ознакомиться со своим открытием. В каменных нишах находилось 1142 запечатанных глиняных кувшина. 148 из них упали с полок, 127 разбились или треснули, свитки в них, подверженные влиянию воздуха, вероятно, погибли. Эти свитки мы заливали парафином, прежде чем притронуться к ним, потом прикрепляли этикетки и упаковывали.
Затем мы все внимание перенесли на свидетельства смертельной схватки, которая разыгралась в архиве и нанесла такой урон полкам и их содержимому.
В коридоре между полками лежали 38 трупов, все с явными признаками неожиданной и насильственной смерти, и все они замечательно сохранились. Некоторые из участников схватки сумели уползти в ниши и там испустили последний вздох, зажимая страшные раны, которые все еще были заметны на их высохших телах. Предсмертная агония ясно отразилась на положении тел. Другие умерли быстро – у них были отсечены конечности, расколоты черепа, а у нескольких отрублены головы, которые лежали тут же, в стороне.
Свидетельства дьявольской ярости, проявление почти нечеловеческой разрушительной силы.
Все жертвы были негроидного типа, все – в набедренных повязках или передниках из обработанной кожи, с бусами или украшениями из кости. На ногах легкие кожаные сандалии, на головах шапки из кожи, лыка или перьев тоже с бусами, раковинами и костями.
Вокруг лежало оружие: грубо кованные железные наконечники, прикрепленные к древкам из полированного дерева. Многие древки сломаны или разрублены ударами чего-то острого. Здесь же сотни оперенных перьями дикой утки тростниковых стрел с наконечниками из кованного вручную железа. Стрелы проделали множество ямок в мягком песчанике стен, и нам не составляло труда определить, что ими стреляли снаружи, от входа в коридор, прежде чем его запечатали. Ни одна из них не попала в лежащих, из чего мы заключили, что залп стрел предшествовал нападению тех, кто лежал вдоль всего коридора.