Птица солнца

Смит Уилбур

– Простите, мистер Стервесант. Могу я попросить вас подняться в периметр? Я не хочу рисковать без необходимости.

Лорен загасил сигару, и мы встали.

– Когда-то человек мог вести себя здесь, как хотел. Времена меняются, Бен.

Когда мы вошли в лагерь, на низком, укрытом от взглядов огне кипел кофе. Пока мы пили его из дымящихся чашек, я увидел, какие меры предосторожности принял Макдональд, и понял, что его компетентность – не видимость. Он закончил обход постов и подсел к нам.

– Мне

следовало бы попросить вас подняться раньше. Умеете ли вы, джентльмены, обращаться с нашими ружьями и пулеметом шестидесятого калибра?

Мы с Лореном сказали, что умеем.

– Хорошо. – Макдональд посмотрел на север. – Чем ближе к границе, тем более вероятна стычка. В последнее время террористы очень оживились. Что-то готовится. – Он налил себе кофе, отхлебнул, потом спросил: – Ну, джентльмены, каковы ваши планы на завтра? Далеко ли мы от цели?

Я взглянул на Ксаи.

– Далеко ли до отверстий в скале, брат мой?

– Мы будем там прежде, чем солнце станет так, – тонкой рукой он указал на луну, – там, у источника в скале, моя семья. Сначала мы пойдем к ним, потому что они давно меня ждут.

Я смотрел на него, впервые осознав силу дружбы Ксаи. Потом повернулся к Лорену.

– Понимаешь, Ло, этот маленький дьявол проделал пешком сто пятьдесят миль, чтобы сообщить нам приятную новость!

– То есть?

– Как только он нашел старые разработки, тут же оставил семью и пошел искать меня.

Ночью Ксаи спал между Лореном и мной. Он по-прежне–му не доверял рослым полицейским-матабеле.

В одиннадцать утра мы увидели в небе на севере стервятников. Макдональд остановил колонну и подошел к нашей машине.

– Что-то впереди. Вероятно, добыча льва, но лучше не рисковать.

Ксаи соскользнул с сиденья и взобрался на крышу «лендровера». Несколько минут он смотрел на далеких птиц, потом спустился.

– Моя семья убила большого зверя. Может, даже буйвола, потому что птицы над нашим лагерем. Бояться нечего. Надо идти вперед.

Я перевел это Макдональду, и он кивнул.

– Хорошо, доктор. Но осторожность все равно не помешает.

Бушмены соорудили у дыры с грязной и мутной водой пять грубых шалашей: согнули несколько побегов, образовавших каркас, и накрыли их листьями и травой. Мы подъехали к лагерю. Ни дыма, ни следов маленьких желтых людей. Ксаи явно удивился, он бросал быстрые птичьи взгляды на густые кусты и что-то негромко высвистывал. На деревьях вокруг лагеря сидели стервятники, и, когда мы приблизились, среди шалашей началось какое-то смятение, двадцать или тридцать больших отвратительных птиц поднялись оттуда в воздух.

Ксаи жалобно вскрикнул. Я не понял, что случилось, мне просто показалось странным, что стервятники кормятся рядом с шалашами, но Ксаи догадался. Он начал медленно раскачиваться, схватившись за грудь

и воя.

Макдональд остановил «лендровер» и выбрался наружу. Он склонился над чем-то в траве, потом выпрямился и выкрикнул приказ. Полицейские выскочили из машин и рассредоточились, держа оружие наготове. Лорен остановил наш «лендровер», и мы пошли туда, где среди хижин стоял Макдональд. Ксаи остался на заднем сиденье, он продолжал раскачиваться и выть.

Для банту бушменки – предмет особой похоти. Не знаю, почему, может, из-за золотистой кожи или крошечных кукольных тел. Женщин Ксаи изнасиловали – всех, даже маленьких девочек. Потом изрубили штыками и оставили лежать в жалобно-уязвимой позе любви. Гала и двух других мужчин застрелили. Залпы автоматного огня разорвали их тела, и сквозь изуродованную плоть торчали обломки костей. Кровь засохла темными полосами и лужицами. Повсюду вились мухи, большие зеленые, металлически-блестящие; они жужжали, как пчелы, и садились мне на губы и глаза. Я гневно отгонял их. Птицы уже пировали на телах, и это было ужасное зрелище.

– Боже, – сказал Лорен, – о боже. Почему? Почему они это сделали?

– Это их почерк, – ответил Макдональд. – Фрелимо, мау-мау – со своими они расправляются особенно жестоко.

– Но почему? – повторил Лорен.

– Это легче, чем нападать на белых ранчеров или полицейских.

Двое полицейских принесли из машины брезент и начали заворачивать тела. Я прошел к нашей машине и прислонился к дверце. Неожиданно меня затошнило, во рту стало нестерпимо горько, меня вырвало.

Потом я вытер рот рукавом и увидел, что Ксаи смотрит на меня. Теперь это был человек, у которого не осталось ничего, кроме жизни. В его темных глазах стояла такая боль, такое горе искривило губы, что я почувствовал: мое сердце разбито.

– Давай посмотрим, кто это сделал, Птица Солнца, – прошептал он и повел меня по короткой траве в обход лагеря. Быстро, как охотничья собака.

На песчаной почве повсюду валялись яркие медные гильзы. Их были сотни – плохо изготовленных, покрытых китайскими иероглифами. Стреляли с детским удовольствием, поливали лагерь потоками пуль. Видны были характерные отпечатки обуви. Сотни отпечатков, земля от них почернела, трава примялась.

– Они пришли ночью, – негромко объяснял Ксаи. – Смотри! Тут они ждали. – Он указал на вытоптанные участки в кустах. – Их было много. – И он три раза показал обе руки с растопыренными пальцами. (Тридцать человек. Большой отряд.) – Напали на рассвете. Вчера на рассвете. – Тридцать два часа назад. Я понял, что теперь бандиты за много миль отсюда. Когда мы вернулись в лагерь, девять тел были завернуты в брезент и аккуратно уложены в ряд, как конверты, готовые к отправке. Четверо полицейских копали мелкую общую могилу.