Птица у твоего окна
Шрифт:
Как-то они собирали дань с кооперативов, и кто-то вызвал милицию. «Рафик» служителей порядка засек их и устроил погоню. Хорошее знание Сергеем города, его ловкость, как водителя помогли оторваться от преследования во время кружения по боковым улочкам. Хорошо, что они предусматривали замену номера машины или заляпывали его грязью, иначе дождался бы Сергей гостей к себе в таксопарк.
Так началась для Сергея новая опасная и рискованная жизнь, где он занимал выжидательную позицию мстителя, внедряясь все больше в преступный мир. Но о Янисе он так ничего и не смог узнать. Узнал лишь о существовании двух криминальных группировок, одна из которых
Как-то Сергею довелось услышать о некоем таинственном Бородаче, занимавшемся рэкетом и заказными убийствами. Знала о Бородаче и Катрин, валютная проститутка, с которой Сергей познакомился при столь необычных обстоятельствах. По словам Кати, Бородач был связан с теми, кто наверху. Несколько раз он брал Катю с собою на вечеринки, где она должна была развлекать иностранцев, также имеющих связи с могущественным шефом, завязанных на наркотиках, вывозах ценностей за границу, а также русских девушек в бордели различных государств. В основном, это были люди из Румынии, Болгарии, Венгрии, Польши и даже Турции. На этих совместных банкетах бывал и тот, кто был с Катей на фото, и кого Сергей называл Янисом.
Но конкретно о нем Катя знала крайне мало и дел с ним не имела.
Итак, Бородач. Встретиться с ним было не очень сложно. Труднее заслужить доверие. Здесь нужно было приложить немало старания.
Сергей ни с кем, кроме Майи, не делился своими планами. Ей он доверял. Но сама Майя понимала его не до конца. Ей казалось опасными и ненужными все его дела и планы мести.
***
Как-то Сергей предложил Майе на несколько дней съездить к морю.
Выправив себе недельный отпуск на работе, он в гулком поезде умчался в синюю даль. Деньги у него были, и он щедро тратил их на девушку.
Они бродили по крымским горам и ущельям, купались в холодных ручьях, нежились на пляжах, ныряли в лазурных водах пенистого могучего моря.
Когда им надоели общественные пляжи, они уединились в лесу в палатке у горных скал.
Майя фотографировала Сергея, но тот был хмур, улыбался деланно, натужно. На душе у него был камень. Майя понимала, что все это – следствие происходящих в его жизни событий и вновь отговаривала его мстить.
Но он вдруг превращался в хмурого и злобного человека и говорил правильные и высокие слова:
– Пойми, это не только личная месть, не только месть за Мальвину. Это акт справедливого возмездия за все их грязные дела. Они ведь губят сотни людей.
– Ну и пусть. Тебе – то, какое дело до всего этого? Это дело милиции! А тебе, зачем совать голову в петлю? Мало тебе Афганистана!
– Понимаешь, пока они живут и ходят по земле, нет мне покоя на этом свете. Я бы всех их словил и с наслаждением расстрелял, как это делали в Афгане.
– Но, Сережа, это ведь жестоко!
– А они по отношению к другим разве не поступают жестоко?
– Да нет, ты меня не понял. Не для них жестоко. Они бы понесли заслуженную кару. Для тебя самого это слишком
– Красивые слова.
– Но зачем ты так? – взволнованно сказала Майя. – Разве ты никогда не мучился от того, что убиваешь?
– Ха, еще как мучился. А сейчас все равно! Привык!
– Ну, все – таки расстреливать страшно…
– Поначалу страшно. Ножом убивать страшно, душить страшно. А когда у тебя в руках автомат Калашникова вырабатывается новая психология: убиваешь не ты. Убивает оружие, а ты просто нажимаешь на спусковой крючок.
– А кровь?
– До сих пор не могу переносить кровь, хотя уже немного привык…. Та ведь как было. Не убьешь ты, убьют тебя. Попался к нам как-то важный душман, заместитель какого-то их начальника. Ну, допросили его. А потом мне говорят, давай, Серега, в расход его, очередь твоя. Это приказ. А я тогда молодой был, «череп» назывался… Мне его жалко было. Глянул на него, а он ведь старик, седой весь и дырка у него в ноге – ранен, ходить не может. Долго я не решался… Подходит ко мне майор и говорит: «Слушай, если ты сейчас его не…, то завтра он тебя.… Понял? Завтра придут освобождать его и убьют тебя, и много наших». И я нажал на гашетку…. Потом мучился. Вот так впервые…
– Боже, какой ужас! Слушай, Серега, а вообще вам этих афганцев жалко было? По телику все твердили о гуманитарной и военной помощи…
– Ха, видел я это по телевизору. Какие мы благородные, какая у нас доблестная армия – освободительница. Интернациональный долг! Бедным дехканам помогаем обрабатывать землю, мешки с мукой раздаем. Не скрою, было, но не всегда, да и не это главное. Я помню, что и сам поначалу во все это верил. По своей наивности и неопытности дарил галеты и сгущенку, консервы… Но однажды нас обстреляли. Погиб мой лучший друг. Тогда я призадумался – ведь и меня могли убить, так же, как и его. И мать моя могла получить мой холодный труп в цинковом гробу. А когда я узнал, что мать пережинала инфаркт – у меня к ним отношение изменилось. Я стал бороться за свою жизнь. Стал думать о том, что зачем все это? Чем мы им помогли? Они там друг друга режут и убивают, а нам то до этого какое дело?
– Сережа, я тебя понимаю. Но боюсь, что ты уже испытываешь наслаждение, когда направляешь оружие на человека и видишь, что держишь в руках его судьбу.
– Это неправда. Я бы не смог этого. И, наверное, это во мне сказывается наше советское гуманное воспитание, которое, во многом, правильное. Но по отношению ко всяким мерзавцам и скотам – да!
– А отличаешь ли ты хорошее от плохого, заблудшего, от продавшегося дьяволу?
– Майя, хороший вопрос…. Я считаю, что, да, ибо перевидал их много. И еще… Я видел, как ребята, чтобы уйти от этого мрака действительности пристрастились к этим чертовым наркотикам, стали их рабами. Так вот, я найду это логово, чего бы мне это не стоило и уничтожу его, даже ценою своей жизни.
– Сплюнь и прикуси язык, безумец! Такие речи говоришь! Я вижу, тебя не переубедить. Ты просто болен этим!
– Называй это как хочешь, – Сергей взял палку и поворошил ветки костра, на котором варилась в котелке уха. Ветер усилился, раздувая рубиновые угли.
– Не забудь перец, лавровый лист и соль, – сказал Сергей, заглядывая в котелок.
– Ох, знаю, – вздохнула Майя и поднялась. Она казалась тяжелой, бронзовой от загара. Шорты обнажали ее стройные, длинные ноги.
– Слушай, комары кусаются, – она хлопала себя по ногам.