Птица в клетке. Повесть из цикла Эклипсис (Затмение)
Шрифт:
Он избегал Фэйд, потому что боялся себя. Не доверял себе, а не ей. В глубине души знал, что она его волнует, и не хотел осознать это слишком ясно. Нет, даже не так! Она не волновала его, пока молча принимала отказ. Может быть, на это он и надеялся увидеть бесстрашную и опасную Фэйд, готовую на все, чтобы добиться желаемого? Ему ли не знать, как это горько когда желаемое преподносят на блюдечке…
Мысли его спутались, под закрытыми веками заплясали цветные пятна, и тело выгнулось так, что стены касался только затылок. Фэйд буквально изнасиловала его своим ртом, выдоила до капли, обнимая руками его колени, чтобы он не сполз на пол. Таэсса приоткрыл глаза и посмотрел на ее черноволосый затылок. Прекрасный вид принцесса
— Вряд ли Ашурран ублажала подобным образом своих юношей, отстраняясь, сказал он спокойным и даже несколько равнодушным тоном, будто говоря о погоде. Он снова чувствовал себя в безопасности, и не только потому, что нож ее валялся на ковре вне пределов досягаемости. Он снова был Эсса Элья, перед которым стояли на коленях, и даже бешеная Фэйд Филавандрис не решилась повредить ему.
И опять оказалось, что он плохо ее знал.
Фэйд потащила его к кровати, заламывая руки, и в первый момент он так опешил, что не сопротивлялся. Чего она хочет от него, она же не мужчина! Изнасиловать по степному обычаю рукоятью клинка? Потом тело само собой припомнило уроки мастера Девасаны и попыталось вывернуться из ее хватки, одновременно подцепляя ногой за лодыжку. Но это оказалось не так просто, как с Сайонджи. Гибкая и сильная Фэйд опрокинула его на кровать и навалилась сверху. Попыталась поймать его запястья, а он не давался, пока его не оглушила звонкая пощечина. Щека запылала огнем, и на мгновение Таэсса замер, глядя на нее потрясенно. Никто, никогда не смел поднять на него руку за исключением сцены, где только имитировали удар. И был один эпизод в далекой юности, случившийся в Селхире при участии другой сумасбродной и властолюбивой дамы, самолично выпоровшей его ремнем. Было за что. Как и теперь, он не стал бы отрицать.
Она склонилась над ним он попробовал отвернуться, но тут же получил ладонью по другой щеке и, задрожав, подставил ей губы.
Оторвавшись от его рта, она промурлыкала ему в ухо:
— Наш эльфик-то, похоже, любит боль.
Он не собирался отрицать очевидное:
— Только без синяков! У меня завтра… про прием он договорить не успел, потому что она стиснула пальцами его челюсть и снова вторглась языком в его рот, совершенно уверенная в своем праве. И завершая поцелуй, куснула его за губу, так что он зашипел от боли.
Эсса Элья не сдался без боя. Конечно, поцелуи и укусы его отвлекали, особенно если приходились на нежные места вроде мочки уха или соска. Но к тому времени, как он остался без халатика, а она без штанов и куртки, вся постель оказалась сбита в какое-то фантастическое гнездо. У Фэйд на шее налились кровью три параллельные царапины. Ей пришлось связать Таэссе руки пояском его же халата, чтобы избежать длинных наманикюренных ногтей. Он ни разу не вскрикнул, что бы она с ним ни делала боялся привлечь внимание слуг и только кусал губы и грыз подушку, когда она всовывала в него язык и пальцы. Она взяла его, как легендарные аррианки брали своих пленников: в позе наездницы, стащив, наконец, через голову последний предмет одежды черную шерстяную тунику. Он мысленно видел именно это, когда один-единственный раз, при первом знакомстве, представил ее без одежды: широкие плечи, длинную шею, как у породистой кобылицы, и не слишком большую грудь, похожую на холмы Дикой степи. Она была опьянена, захвачена им ни на секунду не закрывала глаза, даже от самого сильного наслаждения, и откидывалась назад, чтобы охватить взглядом его всего: от рассыпанных по подушке волос до узких бедер и почти безволосого паха. Он был прекрасен и знал это. Он был прекрасен и совершенен, даже когда страсть искажала его черты, румянец пятнал щеки, а безупречная прическа рассыпалась.
Проснувшись утром, Таэсса сладко потянулся. Во всем теле была приятная, слегка
На самом деле Фэйд не спала, а притворялась. Как только стих шум воды в купальне и шаги Таэссы, она перевернулась на спину и заложила руки за голову, улыбаясь широкой довольной улыбкой. Какой будет скандал, когда городская стража явится вытаскивать ее из постели Эссы Эльи!
Однако актер тоже ее удивил. Вернулся он один и с подносом. На подносе были свежие булочки, сыр, фрукты и прочие атрибуты традиционного криданского завтрака. Таэсса поставил поднос на столик у кровати и взял дольку апельсина, старательно делая вид, что принес завтрак для одного себя. Хотя еды на подносе было достаточно на четверых.
Фэйд оперлась подбородком о его плечо и потянулась за булочкой. Он досадливо дернулся:
— Не воображай, будто мы теперь парочка.
— Конечно-конечно, она, ухмыляясь, потянулась еще дальше, за щедро отрезанным ломтем сыра, по пути стиснув его бедро. Таэсса вздрогнул и отодвинулся.
— Сейчас ты поешь и уйдешь, чтобы тебя никто не видел, ясно?
— М-м-м, я уже не «леди Филавандрис»? Какая честь, пробормотала она, откусывая попеременно от булочки и от сыра.
Таэсса ощутил, что его щеки опять заливает румянец то ли стыда, то ли досады:
— Леди Филавандрис, я принес еду только для того, чтобы вы не шатались по дому, пытаясь стянуть что-нибудь с кухни, как это принято у варваров! Долг хозяина я исполнил, теперь ваша очередь исполнить долг гостя!
— Это, ум-м-м, зависит, беспечно заявила она, жуя. Ага, вот и кофе.
— От чего зависит? Он отодвинул кофейник подальше и повернулся к ней лицом. Запахивая на себе халат и даже натягивая его на колени, чтобы она не надеялась на продолжение. Вы твердо намерены устроить скандал или все-таки уйдете добровольно?
— Одно условие. Она перелезла через его колени и встала у кровати, наливая кофе в чашку. Назначь следующую встречу, и я сохраню все в тайне. И тихонько уйду. Разумеется, когда допью. И оденусь.
— Что вам еще от меня надо? спросил Таэсса довольно зло. Вы уже поимели меня прошлой ночью всеми возможными способами. Запишите на свой счет победу над Эссой Эльей и убирайтесь к бесам и демонам!
Фэйд аккуратно поставила чашку обратно на поднос.
— Это, мой серебряный, еще не победа. Когда ты наденешь мой браслет вот это будет победа. Мне причитается еще одно свидание. А я уж позабочусь, чтобы оно не стало последним. И не забудь сказать мне имя того, кто тебя трахнул и убрался наутро к бесам и демонам. Я ему всю рожу разобью.
Он вскочил, гневно прожигая ее глазами. Конечно, это было бы удобнее делать, будь он повыше дюймов на пять.
— Вы еще смеете ставить условия, как разбойник с большой дороги? Да после всего, что было, вам прямая дорога в тюрьму!
— В тюрьму? А мне казалось, в твою постель.
Она откровенно им любовалась, и он судорожно запахнул халатик, полы которого от резкого движения разъехались до самого пупка. Легкая шелковая тряпка была призвана не скрывать, а открывать тело владельца. Надо же, он одет, хотя и чисто номинально, а она раздета. Что совершенно не мешает ощущать себя беспомощным. Однако острый язык ему никогда не изменял, находя нужные слова и тон будто бы сам собой, без участия хозяина: