Птицелов
Шрифт:
— Как складно у вас всё получается, — вдруг сказал Марвин. — И давно ли вы прониклись должным уважением к святому ордену?
Лукас вынудил себя удержать улыбку на лице.
— Я стараюсь изъясняться так, чтобы ты понял. Впрочем, если ты готов к диспуту на социально-политические темы с привлечением теологических аспектов вопроса, можем и об этом поговорить.
До Марвина наконец дошло, что над ним издеваются. Кажется, он так старался игнорировать насмешки, что попросту не замечал, когда его поднимали на смех. Но когда всё-таки замечал, нравилось это ему ничуть не
— Зачем вы говорите мне всё это? — наконец спросил он.
Лукас снова вздохнул. Как же прямодушен этот мальчик… Порой Лукасу становилось даже жаль, что с ним не надо вилять, пытаясь ввернуть ответ на незаданный вопрос. Если у мальчишки есть вопросы, он их задаёт. Вот так-то. Лукас снова ощутил прилив гордости, а потом подумал: какого беса, ведь вовсе не я его этому научил.
— Чтобы ты понял, — ответил он.
— Понял что?
— Что я даю тебе шанс. Ты что, всё ещё не сообразил, кого патрицианцы послали тебя убить?
Парень соображал хотя и неплохо, но несколько медленно; ход мыслей так явно отображался на его лице, что наблюдать за сменой выражений на нём было чистым удовольствием. Лукас неотрывно смотрел в его расширившиеся глаза и довольно кивнул, подтверждая правильность хода его мыслей.
— Но вы сперва заявили, будто вам велено доставить в Таймену меня и наследника!
— Велено. Но разве я сказал, что живыми?
Марвин не сводил с него глаз. Лукас ждал, когда же его рука наконец потянется к рукояти меча — было бы обидно пропустить такой момент. По-хорошему, сам Лукас на месте Марвина уже давно бы сообразил, что единственный разумный выход — это устранить преследователя и со всех ног мчаться в Таймену. Но Лукас никогда не оказывался на месте Марвина. К тому же не был им.
Никогда.
Именно эта мысль теперь вынуждала его делать то, что он делал.
Какое-то время только капель барабанила за окном. Лукас снова принялся раскачиваться на задних ножках стула. Наконец Марвин сказал:
— Я вам не верю.
Ножки со стуком опустились на пол.
— Я тебе когда-нибудь лгал? — прямо спросил Лукас.
К его удивлению, Марвин не стал думать над ответом:
— Не лгали. Но вы всегда говорите то, что расходится с истиной именно в том месте, где одно от другого не отличить. Почему вы просто не убили меня и наследника?
— Марвин, я не могу тебя убить, — мягко сказал Лукас. — Неужели ты до сих пор не понял? Я слишком много сил в тебя вложил. Прошу тебя, поступи наконец-то разумно и правильно. Ну что ты упрямишься? Где ты видишь подвох в моих словах?
— Вы предаёте тех, кому служите.
— И что, ты сильно удивлён?
— Вы… у вас нет оснований… — он стиснул зубы, будто пытаясь удержать рвущиеся слова, о которых потом будет жалеть. Лукас с интересом наблюдал за этой внутренней борьбой, отражавшейся на его лице так же ясно, как если бы он думал вслух. Потом покачал головой:
— Марвин, просто прими это. Я намеренно добился, чтобы за вашими головами послали меня. Я хотел дать тебе шанс. Тебе, а не королю, мне плевать на короля, если уж на то пошло, и ты что, поверил бы, если бы я стал уверять тебя
— Когда вы оплеух мне надавали? — грубо перебил тот. Лукас расхохотался.
— Ещё злишься? Ну! Глупый ты щенок, с чего ты взял, что я бы тебе их надавал, если б мне было на тебя наплевать? Интересу-то — с бестолочью всякой возиться?
— Так я, стало быть, не бестолочь, — сказал Марвин, всё больше закипая.
Улыбка, которую Лукас ему послал, была совершенно искренней.
— Нет, — ответил он.
И умолк, потому что если бы продолжил, ему пришлось бы говорить правду. А правда могла всё испортить… всё, чего он уже почти достиг.
Какое-то время Марвин кусал губы, стискивал кулаки и постукивал ногой об пол. Последнего он, кажется, и сам не замечал.
— Ладно, — сказал он. — Допустим. Допустим, я… поверю вам. А вы что будете делать?
Лукасу захотелось вздохнуть — полной грудью, очень глубоко и шумно, выдавив сухой хрип из груди — то, что никогда не станет криком, хотя никакой крик не смог бы вместить его облегчения.
Но он неимоверным усилием подавил это желание и сказал, зная, что ему осталось жить несколько минут:
— Не беспокойся об этом.
Несколько мгновений прошли в полной тишине.
— Вы приходили к Ив, — сказал Марвин. Очень медленно, как будто давая Лукасу шанс передумать, или, может, переубедить его — обмануть его. «Интересно, — подумал Лукас, — а сам-то ты хочешь, чтобы я тебя обманул?»
Он прикрыл глаза, позволив себе насладиться всплывшим в памяти лицом, и ответил:
— Приходил.
— Зачем? Что вам нужно от неё?
— Я сказал, не беспокойся, Марвин.
И услышал — не увидел, глаза были по-прежнему закрыты, — как его Балендорский Щенок, его уменьшенная копия, его маленький наивный убийца вытянул из ножен меч.
— Встаньте.
— Разве я когда-нибудь лгал тебе, а?
— Встань, Ледоруб тебя забери! — закричал Марвин.
Лукас открыл глаза, и уже через мгновение оказался у него за спиной. Одна его рука сгребла Марвина за плечо, другая легко перехватила локоть и вывернула вверх. Лезвие меча зазвенело о пол. Лукас отпустил Марвина, подошёл к столу и налил себе ещё вина.
— Я тебе никогда не лгал, — раздельно повторил он, перекрывая тяжёлое дыхание за своей спиной. — И сейчас не лгу: беспокоиться не о чем. Я знаю Ив очень давно. Ты ещё пешком под стол ходил, когда она меня любила.
— Да что же ты за человек такой, бесы б тебя разодрали, — бессильно прошептал Марвин.
Лукас обернулся к нему. И смотрел ему в глаза, когда отвечал.
— Я тот, кем ты побрезговал стать. Так что предоставляю тебе право самому жалеть или не жалеть об этом. А я, Единый видит, сделал всё, что мог. И даже больше, потому что на самом деле мне следовало вытряхнуть твою жалкую душонку ещё в Балендоре. Впрочем, я вижу, ты, по крайней мере, наконец научился злоупотреблять чужой добротой. Это уже больше, чем я мог надеяться.