Птичка над моим окошком

Яковлева Анна

– Все так говорят.

– Все только говорят, а я сделаю.

– Именно так все и говорят, – устало произнесла Августа, – а потом откуда-то берутся слезы, разводы и сироты.

Это был запрещенный прием: Данька болезненно воспринимал любое напоминание об отце.

– Достала! – взорвался он. – Достала своим фоно! Ненавижу.

– Все сказал? – холодно поинтересовалась Ава. – Валяй, выскажись до конца, а я посижу, послушаю, как плохо живется моему маленькому несчастному брату. Какая у него сестра стерва. Морит голодом,

заставляет донашивать свою одежду и обувь, выгоняет разгружать вагоны, а деньги отнимает и пропивает, а когда напьется, выгоняет из дома. Что молчишь?

– Ничего, – буркнул Данька, выдвигая винтовой стул.

И – о чудо! – вальс Чайковского из оперы «Спящая красавица» неожиданно зазвучал.

Вот только что пальцы извлекали из клавиш поверхностные, плоские звуки, и уже в следующее мгновение звук приобрел глубину и нежность. Очевидно, спасаясь от деспотии сестры, Данька ушел в музыку.

Все в этой жизни дается через боль и слезы, все – через тернии, подумала Августа. В эту минуту она испытывала к брату самые нежные чувства и, уступив порыву, похвалила:

– Здорово.

– Что? – Данька снял пальцы с клавиатуры, вытаращился на сестру. – Что – здорово?

– Играешь здорово.

– Как обычно, – с показной небрежностью бросил Данька, не избалованный похвалой, но зардевшаяся мордаха уличала его в неискренности.

На вещевой рынок за обновками для брата Ава ехала одна.

Сопровождать сестру Данька отказался наотрез:

– Выбирай на свой вкус, я тебе доверяю, как себе.

После ссоры и примирения оба демонстрировали добрую волю.

* * *

… Обратный путь домой оказался усыпан шипами и розами в буквальном смысле: во дворе нагруженную пакетами и коробками Августу поджидал Бовбель с букетом традиционных роз в объятиях. Его полная физиономия на жаре стала красной и потной, как в парилке.

Мысленно простонав, Августа попыталась под прикрытием пакетов и коробок проскользнуть незамеченной, но Бовбель проявил чудеса бдительности, кинулся навстречу и перекрыл все подступы к дому.

– Августа!

– Здравствуйте, – попятилась Августа. – Что вы здесь делаете?

– Тебя жду. – Страсть скрутила бедолагу так, что он отбросил церемонии.

– Приходите на прием, – все еще не теряла надежду на мирное урегулирование конфликта Августа.

– Нет-нет, я хочу пригласить тебя куда-нибудь, – энергия била из Дискинезии ключом, – посидим в неформальной обстановке, так сказать, познакомимся поближе.

Последнее предложение вызвало у Августы панику, которую она едва сумела скрыть за показным вниманием:

– О чем поговорим?

– О детстве, отрочестве, юности – о жизни вообще, так сказать.

Слушая этот бред, Августа силилась вспомнить имя-отчество липучки Дискинезии.

Имя-отчество не вспоминалось, будь оно неладно.

– Простите, – глядя прямо в зрачки

Бовбелю, произнесла Ава, – напомните, как вас зовут.

– Константин, – заволновался пациент, – можно без отчества.

– Без отчества так без отчества. – Августа собралась с духом. – Константин, оставьте меня в покое. Я понятно излагаю?

На глазах у изумленной Августы с Бовбелем произошла разительная перемена: из красного он сделался багровым, из добродушного увальня превратился в разъяренного быка, даже глаза налились кровью.

– Сука, – выговорил перекошенный судорогой рот.

Странное спокойствие охватило Августу, в глубинах сознания засемафорил диагноз: психопат.

– Зачем же так волноваться? – Ава шарила взглядом по изменившемуся, потному лицу, пытаясь определить степень опасности.

– Пошла в машину. Быстро. – Бовбель железными пальцами схватил Августу за плечо.

– Константин, – удивляясь собственному хладнокровию, произнесла Августа, – зачем вам неприятности? Я же на своей территории – это мой двор, тут все меня знают, стоит мне открыть рот, и здесь моментально будет милиция. Полиция, – исправилась Ава, в подтверждение переложила пакеты в одну руку и помахала старушкам, оккупировавшим скамейку.

– Здравствуй, здравствуй, Августа Михална! – вразнобой закивали те.

Повернувшись к психопату спиной, Ава устремилась к подъезду.

– Тварь, – услышала она хриплый голос и в то же мгновение вскрикнула от боли – в спину вонзились тысячи игл, к ногам, пугая ассоциацией с кровью, посыпались багровые лепестки.

Розы – поняла Августа. Психопат употребил цветы как оружие мести.

– Псих, – процедила она.

– Августа Михална, – всполошились старушки, – милицию, милицию надо. Полицию! У кого мобильный есть?

– Не надо милицию и полицию тоже не надо, – остановила самаритянок Августа, – врач на больных не обижается.

… В лифте Августа еще крепилась, глотала слезы, но, попав домой, закрылась в ванной и отчаянно разрыдалась.

Несчастная, никому не нужная неудачница, вековуха – легкая добыча для психопатов и маньяков – вот кто она такая.

Все ужасно, ужасно.

Скинув блузку, Августа зарыдала еще горше: шипы превратили легкую ткань в решето.

Спину было не так жалко, как блузку.

Кое-как обработав ранки перекисью, Ава осторожно надела халат, глотнула валерьянки, понемногу успокоилась и направилась в детскую.

Странно, но за это время Данька никак не проявился – обычно брат выскакивал из своего закутка и совал нос в пакеты.

Оглядев его пустую комнату с раскиданными вещами, Августа с нарастающим беспокойством прислушалась к соседней квартире. Квартира номер 22 не подавала признаков жизни. С непонятной настойчивостью Августа увязывала отсутствие брата с отсутствием соседа. Куда они подевались?