Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
Но монах рассеял мою неуверенность решительными словами:
— Не знать Бога и не пытаться познать Его, как Он есть, — вот два самых больших заблуждения! Помня о них ты не впадешь в ошибку, отец Симон…
— Но существуют и ложные молитвенные практики, о которых я слышал от монахов и читал в книгах. Сколько прельщенных ходит по Святой Горе, а миряне многих из них принимают за святых подвижников! Вот что печалит, отче…
— Сколько ни начищай железную сковороду, она золотой не станет! Так говорят в Румынии. Также и тот, кто попал на ложную практику без духовного отца или придумал свои способы спасения,
Незаметно собрались тучи, раздался удар грома и хлынул проливной дождь. Мы вбежали в келью, потому что по балкону хлестали тугие струи весеннего ливня. В комнате стоял полумрак. Столик был заставлен лекарствами. В маленькое полуоткрытое окно заливались капли дождя. Монах Григорий прикрыл оконные створки и придвинул мне стул. Сам сел на койку, опершись спиной о стену. Стул качался и поскрипывал, когда я на нем шевелился.
— Значит, отче, мы вначале очищаем ум от помыслов и потом познаем Бога?
— Что такое мысли? Это река, текущая в ад. Все мысленные и словесные цепляния препятствуют созерцанию и потому необходимо полностью очиститься от них. Усилиями отречения и бесстрастия мы приходим к чистоте сердца и ума. Но Бог открывается такому сердцу и уму по Своему произволению, неоднократно испытывая душу в смирении и в способности сохранять малую меру благодати: В малом ты был верен, над многим тебя поставлю, — говорит Господь (Мф. 25:21).
— Какое здесь самое большое искушение, отче?
— Всякий поиск чего-то, помимо Бога, есть отклонение от естественного разумения, поэтому не всякая душа получает благодатный дар Божий. Когда Господь намерен даровать благодать духовному практику, Он вначале всегда испытывает его: чего он стоит? И если этот человек в мелочах раз за разом предает Бога, то ничего не получает и его обучение начинается сначала.
— А что такое естественное разумение, Геронда? Чем от него отличается благодать? — скрипнул я стулом, наклоняясь ближе к наставнику и внимая ему всем сердцем.
— Когда мы понимаем умом какой-либо важный жизненный принцип так, что такое понимание помогает нам правильно действовать, это есть проявление естественного разумения или разумности нашей собственной личности. Когда же в духовной жизни сердцем постигаем смысл спасения так, что такое постижение становится Богопознанием или истиной, это является творческой способностью Божественной энергии или действием благодати. Христос сказал о Себе (Ин. 14:6): Аз есмь… истина, потому надлежит все разуметь в свете этой истины!
— Понятно, отец Григорий. У меня до сих пор есть сожаление о том, что как ни стремился я поступить в Духовную академию, Бог рассудил иначе, и я упустил этот шанс, по-видимому, навсегда… — с горечью поведал я старцу.
— Спасение, иеромонаше, нисколько не зависит от нашего образования, ума и умений, которыми мы обладаем или не обладаем. Оно зависит лишь от
— Объясните тогда, отче, что значит спастись?
— Спастись значит освободиться от грехов не только тела, но и ума, не позволив ему вновь вернуться на греховные пути, подобно бродячему псу, но выйти из всех земных привязанностей, чтобы взлететь в духовное небо, подобно птице Небесной, которая может летать, где пожелает…
Мы помолчали. Где-то вдалеке глухо погромыхивал гром. Дождь закончился.
— Конечно, это нелегко, но главное состоит в том, чтобы обрести свободу от греховного ума, в которой нас встречает Божественная благодать и негасимый свет Царства Духа Святого. Хотя учение передается в словах и притчах, учитывая разумность человеческой природы, но суть его сообщается душе посредством потока благодати от старца к ученику. В момент постижения верным послушником состояния духовника, он становится единым с благодатью Святого Духа.
— А почему, Геронда, бывает, что духовная практика словно тормозится и нам не удается продвинуться в ней ни на шаг, несмотря на все наши усилия?
— Если в молитвенной практике усилий прилагается много, а признаков духовного роста нет, это происходит лишь из-за одного осуждения! Говоря в общем, следует понять, что в духовном плане живут и действуют лишь Божественный ум и ум человеческий. Кто из них преобладает в человеке, тот и укрепляется в нем. Только один — свет, а другой — тьма.
— Отец Григорий, то, что происходит в моей молитвенной жизни, не становится пока еще столь определенным, — открыл я наставнику свои сомнения. — Иногда бывает так хорошо со Христом, что никогда бы с Ним не разлучался, словно в благодати я становлюсь бессмертным духом, то вдруг чувствую себя полностью оставленным Богом на свои ничтожные силы. Как будто в моей жизни я плыву по волнам: то вверх, то вниз, и никак не получается ровно жить и молиться…
— Отец Симон, если, скажем, шляпа — на твоей голове, ты же не ощущаешь себя шляпой? Привязанность к телу — это и есть наша шляпа. Мы — духи, запутавшиеся в плоти, отожествляем себя с ней и гибнем. Когда веришь в Духа Святого, в итоге обретаешь себя в Нем, ибо Бог есть Дух и создал нас духами или богами. «Соединяющийся с Господом есть один дух с Господом». Нельзя идти в духовной жизни, пошатываясь из стороны в сторону, как пьяница! Нужно твердо шагать прямо к цели — к спасению во Христе, развязавшись со всеми грехами раз и навсегда, как преподобный Силуан…
— Геронда, простите, но это же — Силуан! Это духовный богатырь, куда мне до таких высот?
При этих словах я приуныл духом.
— Знаешь, отче Симоне, не стоит, не стоит подобным образом сравнивать себя со святым, это ложное смирение! Видеть свою греховность — благо, но чувствовать себя со Христом, Победителем всякого греха и даже смерти, робким и унылым, недостойно для православного человека. Недостойно, пойми! Как желание утопающего жить превосходит подобные желания других людей, так наше стремление к спасению, по сравнению с утопающим, должно быть во много раз больше! И это зависит от нашей решимости спастись и от бесстрастия нашего духа…