Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
— Мы все эти сумасшедшие, оставившие стяжание молитвы и священного безмолвия, помешавшиеся на осуждении других людей и одержимые помыслами богатства, похоти и гнева, а не те, которые избрали совершенное соединение с Богом. Так как мы запутываемся в этой жизни вследствие привязанностей и страстей, то наши мытарства начинаются с самого рождения из материнской утробы. Нужно помнить, что даже тот, кто стремится к добру и остается эгоистом, со временем становится лицемером. Остерегайся этого! Поэтому, отец Симон, каждое мгновение стремись ко все большему отречению от мира и стяжанию бесстрастия. Достигнув бесстрастия и обретя через него мудрость духовного рассуждения, ты все будешь постигать в свете благодати. Тогда ты вздохнешь с облегчением, поскольку земные мытарства, наконец-то, подойдут к концу…
— А как понимать, отец Григорий, что Христос
— Предполагать, что Господь Иисус Христос не находится в нашем сердце, в самых глубинах нашего сознания, все равно что утверждать, будто в нас появляется другой Христос, а не Тот, Который уже есть внутри нас с самого нашего рождения!
Я попытался осмыслить это утверждение.
— Для меня в этом есть какое-то противоречие, Геронда! Разве Господь не сходит с Небес в наше сердце, когда мы можем созерцать Его?
— Только в истинном созерцании снимаются все противоречия, поскольку их создает наш эгоистический ум. Когда ум спокоен и обуздан молитвой, Христос убирает все противоречия нашего мышления и благодать наполняет созерцание мудростью Боговедения. Главное правило — беспонятийность созерцания, которое являет нам нетварный свет Божественного присутствия внутри нас. Когда в молитвах говорится, что всякий дар и всякое благо свыше есть, это означает, что они приходят к нам из сокровенных глубин нашей личности, где пребывает Христос вместе с Отцом и Святым Духом. Личность человека или персона, как говорил старец Софроний, так же непостижима, как непостижим Бог, Который сотворил ее и пребывает в ней. Не ищи Христа нигде, кроме как в свободе духа и истине.
— Геронда, эти слова пока еще слишком абстрактны для моего понимания. Объясните, прошу вас, подробнее…
— Смотри сам, отец Симон: Христос, как Бог, есть абсолютное совершенство. Так?
— Так, отче. Понимаю и принимаю это утверждение.
— Следовательно, все Его качества также совершенны, включая и такие, как творение и сохранение. Значит, все сотворенное и хранимое Им, — совершенно. Так мы приходим к постижению всеобъемлющего совершенства всего сотворенного, где ни в чем нет исключения, а есть лишь отпадение от этого совершенства в греховное состояние. Поэтому наш дух, очищенный от грехов и возрожденный Духом Святым, возвращает свое прирожденное совершенство. Постигнув его, мы обретаем себя в совершенном единении со Христом, Спасителем наших душ. Однако непостижимость человеческого духа вызывает желание его как-то назвать, как если бы человека без имени назвали «никто» и это стало бы его новым именем. Но природа его постигается во всей полноте с помощью Святого Духа.
— Почему так происходит, Геронда? Потому что в нас усиливаются и умножаются действия Святого Духа?
— Мы усиливаем и приумножаем наши молитвы и созерцание, а не Святой Дух! Все процессы мышления ложны и относительны и также преходящи, как утренние облака. Но Христос, Солнце нашей души, открывает нам Свою славу, выходя из помышлений, как дневное светило выходит из темных туч. Все, что единственно и истинно существует — это Христос, чистая и совершенная любовь. Остальное не имеет самостоятельного существования. Появляются ли вещи, — Христос неизменен, изменяются ли они, — Христос во веки все тот же. Все слышимые звуки или слова — это Его энергии, все видимое, а также свет, позволяющий нам видеть, есть Его святое послание и святые письмена. Помнишь, как преподобный Антоний Египетский говорил: «Мне не нужны книги, потому что все видимое и есть моя книга»? Поэтому все явления и предметы, какие бы ни были, — святы и совершенны во Христе Иисусе, как об этом писал преподобный Симеон Новый Богослов в одном из своих гимнов. Непостижение того, что все во Христе и из Христа, называется заблуждением…
В горах глухо зарокотал гром. Занавес на окне вздулся пузырем.
— Прикрой окно, Симон, а то ветром может стекло разбить, — попросил монах.
Ветер действительно вырывал из рук створки, пока я закрывал окно. Когда я обернулся, то увидел, что глаза отца Григория закрыты. Я тихонько присел на стул. Некоторое время в комнате стояло молчание. Старец, наконец, открыл глаза и произнес:
— Я молился о тебе, отче Симоне. Пусть Бог устроит твое спасение, а Пресвятая Богородица сохранит от искушений… Впрочем, на все святая воля Божия… Пока есть силы, стремись лишь к спасению. Оставь всякую суету и попечения. Как сказано: «Когда ты был молод, то препоясывался сам, и ходил куда хотел; а когда состареешься,
Шумный ливень с силой ударил в окно. Как и в прошлый раз, меня снова застал дождь в этом монастыре. Колокольный звон возвестил о начале вечерни. Я приподнялся, собираясь уходить, но старец остановил меня жестом руки.
— Сиди, Симон. Мне на службы уже не ходить… Совсем слаб стал… Скажи, какова сейчас в России жизнь православная? Я слышал, что у вас народ крепко молится…
— Отец Григорий, в России много сильных молитвенников и подвижников, а также хороших пастырей и духовников! Но что-то мы утеряли во времена гонений и преследований. Не зная, в чем состоит завершение духовной практики, и полагая достаточным лишь обретение непрестанной молитвы, находясь в горах Абхазии я зашел в тупик. Если бы отец Кирилл не благословил меня поехать на Святую Гору, чтобы ознакомиться с древней монашеской практикой, не представляю, что бы со мной стало… Здесь, слава Богу, нашлось, чему поучиться: как будто мое незрелое понимание спасения обрело новое видение, словно оно выросло в широту и глубину! Прежде мне казалось, что все лучшее в Православии — только в России, а на Афоне убедился, что есть чему поучиться у всякого православного народа, — взволнованно высказал я то, что зрело в глубине души.
— Вы, русские, удивительные люди! Страна мечтателей… Этим вы всегда отличались, какой-то неуемностью характера!
Лицо подвижника озарилось теплой улыбкой.
— А что тебе больше всего открылось на Святой Горе, отец Симон? — в свою очередь спросил монах Григорий.
— Во-первых, обязательность старчества в передаче православной традиции, во-вторых, важность послушания, и в-третьих, то, что монаху наглядно представлены все возможности для спасения в соответствии с его устроением: монастыри, скиты и кельи, вплоть до отшельничества…
— Это верно. Для нас Афон — это живая традиция, в которой ценен духовный опыт всякого православного народа. Еще отец Софроний говорил: «Если вы Христа сведете до уровня национальности, то знайте, что вы во тьме». Все подобные заблуждения возникают из нашей привязанности к миру! У тебя есть еще вопросы?
— А что с нами делают привязанности? Объясните, отец Григорий!
— Вещи появляются и исчезают, не уговаривая нас приветствовать их появление или страдать при их исчезновении. Люди, цепляющиеся за этот мир, никогда не найдут возможности освободиться от него. Не веди себя так, словно у тебя избыток времени, а мир постоянно с тобой. Молитвенные переживания не ведут ни к чему иному, кроме пустого самомнения, поэтому оставь их тоже, как негодную ветошь. Даже одна минута внимательной молитвы для души дороже целого года строек и ремонтов различных монастырских зданий, которые все равно опять разрушатся: Приблизьтесь к Богу, и Он приблизится к вам, по слову апостола (Иак. 4:8). Христос же всегда неизменен, как и Его нескончаемая любовь и человеколюбие. Он просто предлагает нам Самого Себя, и в Нем мы обретаем вечность и отсутствие греха смерти. Христос просто есть. Он не прилагает никаких усилий, чтобы быть. Это лишь мы прилагаем великие усилия, чтобы продлить наше временное существование. В священном созерцании мы полностью освобождаемся от необходимости размышлять о Боге, потому что зрим Его, как Он есть, и так приходим к прямому ведению Бога. В этом состоит глубочайший смысл созерцания. «Созерцание есть единение и обожение, совершающееся в благодати Божией после оставления всего, что запечатлевает ум». Так пишут отцы-исихасты.
Подвизайся теперь так, чтобы твоя молитва привела тебя к совершенному созерцанию, а созерцание — к бесстрастию, подобно тому как мертвый не отвечает живым. В созерцании нужно подвизаться до конца жизни. Знаешь афонское изречение? «Умри прежде своей смерти, чтобы не умереть, когда будешь умирать». Это значит — откажись от всего вещественного и земного прежде, чем оно отречется от тебя! Оставайся как можно дольше в таком состоянии духовного созерцания без всяких образов и мечтаний, не придавая значения переживаниям, ибо оно в очах Божиих более значимо, чем проповедь слова Божия по всему миру…