Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
— А как мне спасаться, отец Григорий?
— Что сказано в Евангелии? Итак, едите ли, пьете ли, или иное что делаете, все делайте в славу Божию (1 Кор. 10:31). Что значит — в славу Божию? С именем Христовым в сердце и с полным вниманием. Это и есть наша духовная практика, где бы мы ни находились! Если в течение суток ты живешь, как слепец, а объявляешь себя православным, не имея ни доброты, ни любви к людям, ты уже перестал быть им и зря растрачиваешь свою жизнь. Следи за тем, чтобы любое твое действие было дорогой к спасению, иначе, утратив следование заповедям, утратишь и само спасение…
— Геронда, прошу вас, благословите мне правило для развития бесстрастия, чтобы я хоть когда-нибудь смог приблизиться к
Вся душа моя трепетала от его слов и наставлений.
— Как могу я, грешный старый монах, благословить тебе правило, иеромонаше? А посоветовать могу: учись преодолевать обыденность своей жизни, не разделяй время молитвенного правила и остальную часть дня и ночи. Постоянно возвращай ум внутрь, спрашивая себя: что я сейчас делаю? Молюсь ли я или же забыл о молитве? Так ты придешь в бесстрастие и воздержание от греха в помыслах, словах и поступках. Пойми, что дурные страсти глупы и бессмысленны. Аскетика призвана умерщвлять их. Практика евангельских заповедей помогает нам их преодолевать. Непрестанная молитва преображает дурные страсти в противоположные им добродетели, но лишь бесстрастное, очищенное сердце приходит к прямому постижению Христа — это и есть спасение. Для восхождения к созерцанию требуется выйти из пустых размышлений и рассуждений и пребывать в благодати. Не стоит бесконечно размышлять и рассуждать, анализируя себя или других, когда ум мечется в помыслах, словно загнанный заяц. Даже если обладаешь многими познаниями, но не избавился от привычки к размышлениям, окажешься пойманным в ловушку пустого мудрствования. Необходимо отвлечься от всего, просто молиться и жить Духом Святым, чтобы во Свете узреть Свет. Лишь после того, как Христос откроется душе и дарует ей новую жизнь в полноте благодати, в преображенном ею духе или сознании, необходимо воспитать в себе привыкание к новому духовному образу жизни, где начинается Царство, и сила, и слава Святого Духа! Это и есть созерцание… На этом пока все, отец Симон. Спасибо, что навещаешь меня. Помоги нам всем, Пресвятая Богородица, Дева Мария!
Я с благодарностью поцеловал руку старца, попросил его молитв и вышел. На ветвях кленов сверкали брызги прошедшего дождя. Дышалось легко и молодо, как в далекой юности.
Много я искал по всей земле мудрых людей, но чаще всего находил лишь кичливых себялюбцев, кичащихся своей земной мудростью, себялюбивой и ядовитой. А тот истинно мудрый, кого Ты открыл мне, Господи, совсем не стремился прослыть мудрым. Он стремился быть смиренным и в смирении своем превосходил мудростью других сынов человеческих. Припал я к стопам его, прося разрешения подобрать крохи с его духовной трапезы, но мудрец поднял меня и поставил лицом к восходящему солнцу истины в душе моей — Христу и заповедал в Нем обрести не жалкие крохи земного мудрования, но всецело стяжать Дух мудрости, ибо Сын Божий и есть Небесная Премудрость. И возлюбило сердце мое свет умных очей моих — Сладчайшего Иисуса, и в любви своей забыло о том, чего искал я прежде. Поистине, сердце мое нашло истинную любовь, источающую сияние Божественной мудрости всем, кто решится приблизиться к ней. Ты, Боже, вдохни в душу мою эту святую решимость, и ныне жаждет она не только приблизиться к Твоей светоносной любви, но всецело стать ею в духоносной мудрости священного Богопознания!
НОВАЯ ФИВАИДА
Если обратиться за советом к сынам человеческим, горделивым и надменным, то в советах их находишь превозношение силой своей: одни похваляются силой тела, иные — силой ума, другие — силой земного познания. И тщетно искать в их похвалах силой своей опору для души, стремящейся к истине: сгинули бесследно сильные телом, обезумели похвалявшиеся силой ума и уничтожили сами себя превозносящие знание. А что же остается и процветает из рода в род? Истинно то, что не подавляет других и не превозносится силой своей: немощное побеждает силу сильных и слабое процветает над прахом могучих, ибо оно немощно от Бога и слабо от повеления Его. Но немощно и слабо оно лишь в глазах человеческих, а в Премудрости Божией наполнено беспредельной силой Его, неведомой сердцам человеческим, потому что сильнее
В келье меня ожидали гости: паломник из Петербурга Даниил, высокий худощавый парень за тридцать лет, с двенадцатилетним сыном Андреем, которые пришли к нам из Русского монастыря. Даниил работал в Питере директором завода. Руководителем он стал совсем недавно. Попав в сложную ситуацию, этот человек приехал помолиться на Афон. За разговорами с ним о молитве и о жизни подошло время вечерни, и пришедшие остались у нас на службе. Ночная литургия незаметно и быстро сблизила нас и гость попросил разрешения навещать наше братство на Евфимиевской келье. Запомнился его рассказ о себе: учился, студентом женился, служил, работал дальнобойщиком. Затем завод. Стал директором. Понял: без Бога ни до порога. Потому и приехал на Афон. Несмотря на краткость и сухость сказанного, душа его располагала к себе. Однако наша афонская жизнь вновь изменила свое направление. Меня с иеромонахом Агафодором вызвал в монастырь духовник отец Меркурий:
— Понимаешь, отец Симон, у нас возникли серьезные проблемы! Наш метох Новая Фиваида оказался брошенным. Отец Херувим теперь живет у болгар и воюет с нашим монастырем. С кельей преподобного Евфимия мы сами управимся, а до Фиваиды руки не доходят. У меня к вам просьба: переезжайте на Новую Фиваиду и заселяйтесь там!
— Батюшка, мне приходилось бывать в этом скиту — полная разруха! Мы никогда не сможем восстановить все, что там есть, — озадаченный новостью, высказал я свои соображения.
— А там не нужно все восстанавливать! Просто поддерживайте что есть, и этого достаточно. Средств у монастыря сейчас маловато, поэтому обходитесь своими силами. Людей у вас хватает. Так что, с Богом, отец Симон!
В голосе духовника звучало одно — от нас требуется безоговорочное послушание. Взглянув на мое озабоченное лицо, он поспешил добавить:
— Не унывай! Новая Фиваида когда-то была основана как лечебница для престарелых монахов. Хотя я там не был, но, говорят, воздух хороший! Повсюду сосны, — утешил меня отец Меркурий.
— Благословите, отче! Только как мы туда доберемся? Насколько я знаю, к метоху даже дороги нет…
— А мы вам дадим наш монастырский катер! Вот на нем и доплывете…
Удрученный иеромонах Агафодор понурил голову. Мы попрощались с духовником и вышли на залитый солнцем двор монастыря. Монахи уже прослышали о нашем переселении и сочувственно посматривали на нас:
— Что, отец Симон, снова будешь сады высаживать? Там у вас земли — целые гектары! — шутили обступившие нас знакомые монахи. — Мы теперь к вам будем в гости ездить!
Но нам с отцом Агафодором было не до шуток. Нас обуревали сомнения: что делать братству на огромной разрушенной Фиваиде — без денег, без продуктов, без стройматериалов, без лодки? И как мы затащим с пристани на гору монаха Симеона и все вещи? Когда мы сообщили эту новость братьям, повисло молчание, которое прервал послушник Александр:
— Батюшка, мы Фиваиду не потянем! Мы же ничего не имеем, кроме машины. А там даже дороги нет…
Не унывал только монах Симеон:
— Вот что, сын, слушай мой совет! Монастырь — это начальство, а раз начальство приказывает переезжать, значит нужно переезжать. И раздумывать нечего! В таких делах нужно уметь через себя перешагнуть и идти дальше…
Отец Агафодор поддержал этот совет, преодолев свое уныние.
— Батюшка, как-нибудь устроимся, не переживайте! Благословите начать собираться.
Во время сборов ко мне подошел Санча:
— Отец Симон, благословите в Россию съездить!
— Саша, подожди немного. Устроимся на Фиваиде и можешь хоть на все лето ехать! — попросил я как можно мягче своего верного Санчу.
— Батюшка, в груди как будто все горит, не могу! Отпустите…
— Санча, пусть сначала перегорит, и тогда через месяц спокойно поезжай в Россию, тебя же никто не держит!