Птицы поют на рассвете
Шрифт:
Ей захотелось сказать ему все это.
— Костя…
— Что? — откликнулся рассеянно. Сквозь лес уже пробивалась луна, и в зыбком ее свете можно было разглядеть местность. Левенцов соображал, как выбираться из болота, в которое забрели. — Что? — повторил.
Она вдруг передумала и не стала говорить. Левенцов услышал ее сдержанный, приглушенный смешок.
— Забыла — что…
— Иринка, какой ты еще несмышленыш. Разве до смеха тут?
И все равно, ей было смешно, было радостно, было хорошо.
— Значит, день рождения? — улыбнулся
— Есть, есть над чем подумать, — произнес тот.
День рождения. И шнапс, которым запасся именинник. И приглашение. Ирина принесла определенно стоящие вести.
— Боялась? — похлопал Кирилл Ирину по плечу.
— Боялась. А теперь даже смешно…
— Как комендант, ничего?
— Очень даже… — задорно откликнулась Ирина. — Лейтенант.
— Может, лейтенант и ничего, — рассмеялся Кирилл. — А дурак. Прикинем-ка, братцы, сколько же там архаровцев. Комендант. Три смены часовых у землянок-складов. И у ворот. Ночью, считайте, у ворот по двое. И еще патруль. Сказал, значит, нужно шестнадцать девочек? Так, шестнадцать… три бидона молока через день. Дурак твой комендант, — снова похлопал Ирину по плечу.
— Возможно и это, — сказал Ивашкевич. — Но видно, привыкли уже, что находятся в глубоком тылу, и не очень опасаются. Как дома.
— А мы тем более дома… — сказал Кирилл.
— День рождения и шнапс — это складно, — забарабанил Ивашкевич по столу. — А если погода не испортится, совсем на руку.
— Пробираться будет рискованно, — вставил Левенцов. — Если луна…
— Я немцев знаю. Когда светло, — сказал Ивашкевич, — они не так начеку. А темной ночью собственных шагов пугаются. Луна — это хорошо.
— Надо все рассчитать, — сказал Кирилл. — Иначе и шнапс и луна — что мертвому припарки. Надо рассчитать так, чтоб напасть как можно позже. Когда часовых сморит усталость.
— Как можно позже и получится, — сказал Ивашкевич. — Луна-то поздняя, во второй половине ночи.
Последние дни вокруг склада тонных авиабомб, что за озером, велась разведка. Со стороны болота подходили к нему Кирилл и Ивашкевич с Левенцовым, Михась и Тюлькин не раз просматривали дорогу, ведущую к воротам. Постепенно выстраивался план нападения.
— Выйдет, — засунул Ивашкевич руки за пояс, будто боялся оставить их на воле. Он прикидывал возможности, взвешивал обстоятельства. — Уверен, что выйдет. Не придется Москве бомбить этот складишко. Дорогое удовольствие. Нам это дешевле обойдется.
— Ай, Гриша, — хмыкнул Кирилл. — А я и позабыл о хозрасчете. Война отучила.
22
Кирилл торопился. Он тяжело дышал, дрожали руки. Он нажал кнопку фонарика, и круг света, как белый и легкий шар, запрыгал по стеллажам. Кирилл увидел похожие на гробы деревянные ящики — в них авиабомбы. Быстро положил на ящик мешок с миной, вставил в мину взрыватель, уверенным движением выдернул чеку и ринулся из землянки. Якубовский уже выскочил из соседней землянки и спешил навстречу. Минуты через две показался и Паша. Какая-то тень, заметил Кирилл, пересекла
— Бегом, — крикнул Кирилл.
Якубовский и Паша бежали сзади, он слышал их настигающий топот.
В свете луны вынырнули Левенцов, Хусто, Михась, они казались неестественно длинными, продолжением своих вытянувшихся теней. Среди сосен проступили фигуры Толи Дуника и Тюлькина. Он видел их колыхавшиеся спины. «Значит, бегут».
У раскрытых ворот мелькнули Ивашкевич и Ирина. До него донесся быстрый переступ их ног.
— Давай, хлопцы! — бросил на бегу Кирилл. Теперь ему совсем не хватало дыхания. Все смешалось в его мятущемся сознании — свет, топот, сердцебиение, напряженное ожидание взрывов…
Перед самым поворотом дороги бросились в ивняковые заросли, первым Михась, потом Ивашкевич и Ирина, потом Кирилл и остальные. Бежать стало труднее, приходилось раздвигать грудью кусты, ноги вязли в мягкой земле.
— Быстрей! — срывался голос Кирилла.
До Лесного лога, где они должны залечь, минут двадцать пять… Взрывы — через сорок минут. «А если сработает раньше?..» — волновался Кирилл. Ноги деревенели пониже колен, и он не ступни — чугунные утюги передвигал.
И когда кинулся на дно лога, ему показалось, что подкосились ноги, и, собрав последние силы, он быстро поднялся. Огляделся. «Разве уже добежали?.. Здорово…» Но что-то изменилось вокруг. Свет как-то убавился, словно похолодел. И Кирилл понял, что находится в узком и глубоком логу. Он увидел Якубовского, Левенцова, Ирину, Хусто, они лежали, прижавшись к склону. «Один, два, три… — считал он, не в состоянии произнести их имена. — Восемь, девять…» Он поискал глазами Петрушко. Его оставили здесь с вечера для наблюдения, и в случае опасности он должен был предупредить их. Где же он?
— Все на месте, — прервал его беспокойство Ивашкевич. — Все тут. — В голосе комиссара тоже слышалась с трудом скрываемая тревога.
— Все, — машинально повторил за ним Кирилл. Его вдруг охватила странная вялость, с которой не мог совладать, и он медленно лег на мокрое дно лога.
В то же мгновенье дрогнула земля. Еще один многократный удар потряс пространство. В третий раз грохнуло, и Кириллу показалось, что земля разорвалась на куски. В нем опять стучала кровь, и ему нужны были жесты, движения, он уже не мог лежать. Это радость бурно искала выхода. Он подождал немного, все было тихо. Он привстал на колени, поднялся и вылез из лога.
Пора уходить.
Возвращаться в лагерь путем, которым шли к складу, нельзя. Там могла быть и засада. Нужна другая дорога. И еще — надо скрыть след: непременно поведут собак на поиски. Но это не страшно, за Лесным логом лежало озеро. Обо всем они подумали раньше, когда готовили операцию. Кирилл помнил это озеро, тихое, мелководное. А дальше, за озером, тянулась пуща. «Добраться до пущи — значит наверняка избегнуть опасности».
Ночь была на исходе.
— Тронемся, братцы, — сказал Кирилл.