Публичное одиночество
Шрифт:
Селекция власти
(1990)
Последовательная селекция властей предержащих – прямая дорога к вырождению, к уничтожению корневой системы национального самосознания, а это в свою очередь ведет к самоуничтожению… (I, 33)
Советская власть
(1992)
Советская власть всегда знала о наивной нашей вере (во власть вообще) и озабочена была одной проблемой – самовоспроизводством.
В течение долгих десятилетий шла селекция. Для того чтобы занять пост у власти,
Художник и власть
(2002)
Я мечтаю любить власть. Мечтаю.
Я хочу любить Государя, любить Сенат. В России вообще ничего хорошего без любви невозможно.
Я так хочу, чтобы это были люди более достойные, чем я. Так хочу, чтобы те, за кого я голосую, оправдывали мое доверие.
Я совершенно не хочу жить по принципу: если ты художник, то должен пить, как подорванный, ругать все вокруг и помереть от туберкулеза под забором нищим, оборванным, оболганным, и только через тридцать лет твои рукописи найдут за печкой. Вот тогда ты художник!
Я абсолютно не согласен с утверждением, что художник должен быть обязательно в оппозиции к власти.
С унижением, высокомерием, хамством власти по отношению к кому бы то ни было и особенно к художнику бороться необходимо беспощадно и до конца! Это так! Но презрительно кривить рот в уничижительной ухмылке при упоминании о власти есть проявление пошлости, бездарности и слабости.
О, сколько я видел таких «обиженных» с горящими глазами! И как это сладко и выгодно – быть обиженным властью. Нет, конечно же, не репрессии и ужасы, с ними связанные, имею я в виду. Я имею в виду это дивное ощущение своей значимости от того, что с тобой не согласились сильные мира сего, что позволяет тебе сверху вниз смотреть на своих более удачливых коллег, приговаривая со вздохом: «Мне бы ваши заботы»…
Не ной, родной! Вкалывай! Не пустили в дверь – лезь в окно!
Пойми, что, кроме тебя самого, тебе никто не поможет. Ты должен отвечать за себя, за то, что ты делаешь, и за тех, кто вокруг тебя. Я могу уважать человека до тех пор, пока уверен в том, что он сам отвечает за свои действия. Вплоть до президента. Я должен быть уверен, что именно он руководит страной, а не им кто-то. И мне нужна индивидуальная ответственность человека, и особенно того, которому я отдал свой голос.
Если власть недостойна нас, то это наша вина, и только наша. Мы должны сами отвечать за нее. Поверьте мне, тут дело не в том, что я очень политкорректен. У меня были сложные отношения с начальством. До 1990-х годов ни одна моя картина не получила ни одной премии от государства. После того как мой брат уехал в Америку, мне не давали снимать «Очи черные» с Марчелло Мастроянни. Министр говорил: «Ты что, не понимаешь, у тебя брат там, а ты еще будешь тут настроение портить!» Я тогда вынужден был сказать ему: «Если вы не дадите мне снимать картину с Марчелло Мастроянни, я сейчас выйду из этого кабинета и сделаю такое, о чем вы сильно пожалеете». Что я имел в виду, говоря это, я не знаю, но в результате подействовало. Он тут же подписал нужные бумаги…
Но я категорически против того, чтобы плодилось гигантское количество неудачников, убежденных, что им все
Я знаю много таких «героев».
Я знаю и тех, кто сегодня снимает «черное» эпатажное кино, оскорбляющее и унижающее человека. При этом, как правило, сами эти люди выросли в прекрасных условиях, в чудных квартирах, никогда не испытывали никакой нужды. Никто из них не сидел в тюрьме, не рос в детдоме, никто не торговал в ларьке. Это люди, у которых всегда были сухие ноги, свежая рубашка и хороший завтрак. И вдруг – такое желание показать свою страну как можно страшнее, унизительнее.
Почему? Ради чего? С какой такой высокой целью?
Притом что я вовсе не против того, чтобы все (даже самые неприглядные, уродливые) стороны жизни народа были поводом для разговора художника со зрителем. Но важно, чтобы те, кто об этом народе говорит, его любили, ему сострадали, хотели помочь, – хотя бы потому, что сами они из этого народа, из этой страны. (I, 92)
(2005)
Художник и власть должны объединить усилия, чтобы сохранить культурное наследие России.
Охрана памятников и сохранение культурного наследия России – тема архиважная и чрезвычайно актуальная сегодня. Ведь если что-то и осталось ценного сегодня в нашем государстве, то это прежде всего великая культура, которую надо сохранить во что бы то ни стало.
И для этого надо объединить усилия и общества, и государства. (IX, 2)
ВЛЮБЛЕННОСТИ
(2007)
Интервьюер: Помните, когда впервые влюбились?
С точкой отсчета есть проблемы, поскольку влечение к противоположному полу испытал рано и какие-то детали из серии: «Кто? Где? Когда?» вряд ли вспомню.
Что-то более или менее серьезное возникло, наверное, лет в двенадцать.
Надо сказать, «первый раз в первый класс» я не пошел, поскольку рос на даче на Николиной Горе, откуда выбираться каждый день на занятия в Москву было нереально, на дорогу уходило бы полдня. Поэтому поначалу я брал частные уроки у местной учительницы, ходил к ней на дом. Когда все же переехал к родителям, попал в школу для мальчиков.
Где она находилась?
Возле американского посольства на улице Чайковского, ныне – Новинский бульвар.
В ту пору еще практиковалось раздельное обучение, только в четвертом классе нас объединили с девочками, и это стало настоящим откровением, шоком. Не верилось, что будем сидеть за одними партами, вместе ходить по коридорам… Мы разглядывали их, они – нас. Тогда и появились первые влюбленности, еще лишенные каких-либо эротических признаков или намеков. Объекты увлечения менялись, но оставалось терпкое ощущение соперничества, борьбы за внимание дамы сердца. Осязаемые привязанности возникли позже, года через три. Правда, в тот момент меня уже тянуло к девушкам постарше. Был влюблен во внучку легендарного героя Гражданской войны Щорса. Она опережала меня на пару классов… (II, 57)