Публичное одиночество
Шрифт:
Андрей, я видел Вас по телевизору несколько раз за сегодня, и, судя по тому, как Вы говорите, Вы не тот человек, который снимает кино для премии.
Это радость нечаянная, и это самая счастливая радость.
Двенадцать лет назад я бежал по набережной, когда моя картина была в конкурсе «Золотого льва». Когда я добежал, я решил: что бы ни было – я хочу остаться автором своей картины.
Я убежден, что Вы испытываете то же самое.
Ежи Кавалерович много лет назад мне сказал: «Я снял картину «Поиск», и она имела огромный успех – такой оглушительный, что я испугался снимать. И почти десять лет не снимал,
Забудьте об этом. Не ждите славы. Вперед! Не оглядывайтесь!
Вы – талантливейший человек. Я бесконечно счастлив за Вас и за ваше кино! (V, 15)
(2011)
Интервьюер: Лента Андрея Звягинцева «Елена», отмеченная спецпризом на Каннском кинофестивале, открыла сегодня российскую программу ММКФ в столичном Доме кино.
Для меня очень важно, что на открытие российских программ пришло больше народу, чем вчера на мировую премьеру «Трансформеров».
Сегодня вы смотрите картину нашего «звездного мальчика», который пока ни разу не выстрелил мимо. Он очень серьезный режиссер, очень умный человек, он настолько серьезно занят своей профессией, что может быть для всех примером. (XV, 55)
ЗДОРОВЬЕ
(2005)
Интервьюер: Что важнее здоровья?
Ничего.
Здоровье – это аванс, который дает тебе Господь Бог, а ты должен его отработать. А если не отработаешь, то очень скоро начнешь платить проценты.
Другой разговор, что иногда ты работаешь и не можешь сделать остановку, чтобы, скажем, позаботиться о себе. А это идет во вред. Но если ты все делаешь во благо и рискуешь собой ради дела, есть надежда, что Господь смилостивится. (1, 121)
(2008)
Интервьюер: Насколько я понимаю, для Вас «здоровый» – вообще высшая похвала.
Правильно.
Душа должна быть здорова в первую очередь, ну и тело, конечно, желательно. Потому что у здорового человека и взгляд здоровый.
Здоровье – это здорово… (I, 129)
ЗЕМЛЯ
Земля и землевладение
(1992)
Не следует нам забывать об общине.
Конечно, не возрождать ее в прямом смысле (я понимаю, что это исторически невозможно), но, используя сохранившиеся ее элементы (сход, собрание, «помочи»). Именно этим традиционным народным структурам необходимо предоставить право отказа в покупке земли, ибо людям (в отличие от исполнительной власти) отнюдь не безразлично, кто будет их соседями. И если исполнительная власть дает разрешение на покупку земли, то община обладает правом вето на любое решение исполнительной власти.
Необходимо вернуть и традиционное монастырское землевладение, причем в значительных объемах, ибо это были и, уверен, будут центры подлинного народного землепользования
Не закрывать колхозы и совхозы, а использовать все здоровое в них, заимствовать от традиционного общинного землепользования. Для этого необходимо полностью деидеологизировать их, чтобы они служили земле, а не какой-нибудь политической идее (не важно, вчерашней ли коммунистической или сегодняшней демократической).
Предоставить право крупным предприятиям (заводам, фабрикам, комбинатам) приобретать пустующие бросовые земли и неугодья для ведения сельскохозяйственного производства. Трудовые коллективы сегодня – это в определенной мере тоже общины, где невозможны сговоры и тайные решения.
Я бы рискнул предложить еще одно решение, но боюсь, что на сегодняшний момент оно будет не понято общественным мнением. Речь идет о дворянском землевладении.
Оно имело в прошлом свои минусы и плюсы, но, право же, плюсов все же было больше. Настало время возврата земли потомкам прежних собственников усадеб с гарантией со стороны последних заниматься именно сельским хозяйством. Хотя я уверен, что процент желающих заняться именно этим будет незначительным.
Да и где их взять сегодня – потомков старой дворянской культуры землепользования?.. (I, 42)
Земля и культура
(1992)
Все семьдесят лет с лишком государство транжирило то, что нашей стране Бог ниспослал.
Мы продавали не продукты своего труда, а дарованное свыше: нефть, уголь, газ, руду – словом, все то, к чему не были приложены наши руки. Когда же истощились недра, вчера еще казавшиеся неисчислимыми богатства, пришел, видимо, черед пойти с молотка и самому корню русскому, матушке-земле, и «второй природе» нашего народа – русской культуре.
Вообще, эти два вопроса – земля и культура – для меня нерасчленимы, едины и неделимы. Дальше продавать будет уже нечего – пустота, смерть, забвение…
Земле нужен хозяин с развитым чувством собственника. Деловой человек, умеющий хозяйствовать, то есть обрабатывать землю, выращивать хлеб, продавать плоды своего труда, относящийся к ней не как к предмету выгодной купли-продажи, но как к частице самого себя, как к земле-матушке.
Для нашей страны земля несет в себе некий мистический смысл, и рассматривать ее лишь как экономическую категорию есть очевидное недомыслие. Это понимали даже большевистские руководители, которые на месте рухнувшей крестьянской общины создавали все-таки колхозы – эту бюрократическую имитацию общинного землепользования, а не фермерские хозяйства на манер североамериканских…
Мы живем все-таки не на территории, не на экономическом пространстве, а на родной земле, где лежат кости наших предков. Именно эти «косточки русские» и делают ее Родиной, землей-матушкой, землей-кормилицей. Предполагаемая ее продажа денежным мешкам, не имеющим с ней кровной отеческой связи, погубит страну, ее генофонд, ее будущее. Ведь недаром в народе говорят: «Чья земля, того и вера».
Я бы желал, чтобы русская земля оставалась русской, а стало быть, и вера – православной… (I, 42)