Пуд соли на сердечную рану
Шрифт:
Дорога была очень неровной и ухабистой, асфальтированные участки сменялись грунтовыми. Сквозь потрескавшийся асфальт пробивалась пожухлая трава. Наличия газонов в принципе не наблюдалось, все вокруг заросло травой в человеческий рост. Большая часть травы высохла, словно сено, из-за малого количества влаги этим летом и отсутствия полива со стороны служб санатория. Глафира тащила свой чемодан и с ужасом смотрела по сторонам. Вдоль правой – тянулось длинное белое двухэтажное здание, похожее на барак. Главный вход в него был обозначен двумя нелепейшими и очень
– Здравствуйте, я по путевке… – замялась Глафира.
– Угу… Ну, где путевка?
– Вот. – Приезжая достала из сумки листы в конверте.
Женщина, вздохнув, водрузила на нос очки со сломанной дужкой.
– Так, у вас люкс… – Дежурная (или неряха-администратор?) кинула поверх очков оценивающий взгляд. – Сейчас выйдете на улицу, вернетесь к пропускному пункту и свернете направо на тропинку до люксового корпуса.
– Так это не в этом здании, еще надо куда-то идти… – разочарованно протянула Глаша.
– Здесь обычные номера, столовая, кинотеатр и бассейн, а люксы отдельно, – поджала губы неприятная женщина и выдала ей ключ с деревянным засаленным от множества ладоней отдыхающих набалдашником жутко-зеленого цвета с ярко-оранжевым числом «тринадцать».
Глаша вздохнула и поволокла, чертыхаясь, чемодан в обратном направлении. А ведь охранники видели, что путевка люкс, но ничего не сказали. Хотя бы чемодан там оставила. Нет, погнали… Хотя вряд ли им можно доверить чемодан…
На середине пути от чемодана отвалилось колесо, когда он влетел в очередную колдобину, не выдержав такой дороги.
– Ну что ты будешь делать?! – Глаша выругалась, окончательно измотанная.
Именно в тот момент на тропинке нарисовался очень колоритный тип. Это был древний старичок с гладко выбритым черепом и сгорбленной спиной. Но дедок умудрялся обходиться без палочки, отчего шел очень смешно – широко расставив худые ноги, покрытые синими уродливыми венами, и тряся лысой головой. Одет он был тоже очень трогательно: в черные носочки, светлые сандалии чисто русского фасона, растянутую голубую майку-«алкоголичку», и шорты, очень смахивающие на трусы. Во-первых, они были неприлично короткими для его возраста, во-вторых, веселой, несерьезной расцветки и, в-третьих, из очень тонкой ткани. Старческие глаза сразу же сфокусировались на ее одинокой расстроенной фигуре со сломанным чемоданом.
– Голубушка, чай, к нам? Неужели заехали?
– Похоже, что к вам, – ответила Глаша, подумав, что ее подруга Настя нашла бы сейчас достойного собеседника – говорили на одном языке: «чай, к нам», «голубушка».
– Давай, любезная, помогу тебе.
Дед сгорбился еще больше и потянулся к чемодану. Глафира даже подумала, что помощник сейчас потеряет сознание.
– Не надо, я сама, – испуганно залепетала она, пытаясь отогнать его руками, словно надоедливую
– Нет, я помогу. Когда женщине нужна помощь, Павел Петрович всегда готов! – героически ответил старичок, шатаясь.
Глаша не успела предотвратить страшное. Дед схватился за чемодан, затем у него в спине что-то хрустнуло, и он, охнув, упал на ее сломанный чемодан, складывая руки словно крылья.
– Господи, что с вами? – бросилась поднимать его Глафира.
– Ой, не трогай меня… Ой, больно… Ой, помогите… Ой, мать моя…
– Что же делать? – засуетилась Глаша, теперь уже точно не способная сдвинуть чемодан, так как на нем сверху лежал старик и корчился от боли.
– Надю! Надю позови! – застонал дед.
– Сейчас, – кивнула Глафира и побежала назад, в главный корпус. Но вовремя спохватилась и вернулась к пострадавшему с вопросом: – А кто такая Надя?
– Ой, не могу… ой, помираю… – Дед лежал, раскорячившись, на чемодане. – Это медсестричка в лечебном корпусе. Ой, позови ее!
Глаша понеслась обратно в главный корпус к заспанной, недовольной жизнью женщине и выдала с порога:
– Где у вас тут лечебный корпус?
– Опять вы? Уже поселились? – зевнула неряха.
– Да не дошла еще!
– Лечебный корпус прямо по коридору, а потом по переходу направо… А что случилось-то? Прямо вот так вот сразу экстренная помощь понадобилась?
– Человеку плохо, – махнула рукой Глафира и побежала по коридору. Последнее, что она услышала, было:
– Павлу Петровичу, что ли? Так ему всегда плохо…
Пару раз поскользнувшись на полу со старым, стертым линолеумом, Глаша оказалась в лечебном корпусе, который ее тоже не порадовал. Пустые темные коридоры с разномастными ободранными креслами и какими-то глупыми репродукциями картин с цветами в горшках. Она принялась искать медперсонал, заглядывая в каждый кабинет. А весь персонал обнаружился в одной из комнат за длинным столом под клеенкой в веселую ромашку – пил там чай.
– Здрав…
Но Глаша не успела произнести даже одно слово.
– Обед! – рявкнула одна из женщин мощной комплекции, при этом из ее рта вылетел сухой крекер.
– Мне бы Надю…
– Ты что, не понимаешь? Обед! – повторила женщина, стряхивая с себя вылетевшие изо рта крошки.
– Человеку плохо! Старичок Павел Петрович упал и не может подняться! У него в спине раздался какой-то хруст! Он что, будет лежать на моем чемодане на улице и стонать, пока вы тут жрете?! – озверела Глафира.
– Вот ведь блин! – выругалась женщина.
– Куда этот чертов старик опять полез? А вам, девушка, что, больше всех надо? – подала голос другая, полная женщина, вытирая рот салфеткой.
– Да мне ничего не надо! Но старик лежит поверх моего чемодана. Снимите его с чемодана, и я от вас отстану. Я только что заехала и хочу наконец-то попасть в свой номер! – Глафира уже начала заводиться.
– Кавалер чертов! – еще раз выругалась женщина, откликнувшаяся второй, и встала, вытирая руки о платье. – Небось хотел чемодан поднести?