Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь

Роздобудько Ирэн Виталиевна

Сегодняшнее утро похоже на тысячи других. Бреюсь, стою под душем, пью кофе, выхожу на площадь, стою в ряду сослуживиц, вполуха выслушивая монотонную тираду господина Николаса, поднимаюсь лифтом на седьмой этаж, толкая впереди тележку с комплектами белья.

И снова: комната-бедлам со шприцами и окурками, комната-офис с фотографией жирных американских отпрысков, комната-будуар с разбросанным на постели нижним бельем.

А это что-то новенькое! В 713-м – странный запах. Он не удушливо приторный, не алкогольный – скорее всего, дорожный. Так пахнут чемоданы, побывавшие в багажном отделении. Пара кроссовок, небрежно сброшенная у двери. Очевидно, кого-то поселили здесь вчера вечером.

Еще один приехал грызть камни. Посмотрим…

В номере полумрак, двойные шторы плотно задернуты, один из торшеров включен, кран в ванной приподнят и из него тоненькой струйкой течет вода (это означает, что здесь поселился растяпа). Постель, к моему глубокому удивлению, застелена, на журнальном столике стопка рекламных проспектов и журналов не разрушена, на спинках стульев ничего лишнего не висит. У зеркала аккуратно расставлена косметика. Нормально. Здесь достаточно лишь перестелить постель и пропылесосить ковровое покрытие. На кровати мое внимание привлекает раскрытая книга – изрядно потрепанная, с пожелтевшими страницами. Я не могу удержаться и заглядываю в нее… По крайней мере, можно выяснить, какой национальности новый постоялец, вернее – постоялица. Ничего себе. Я даже присаживаюсь на угол кровати. Это – «Три товарища» Ремарка! Причем, такое же старое издание 64-го года, которое было и у нас дома. Подумать только – я совершенно отвык от знакомого алфавита и даже от волнения не сразу смог врубиться в смысл написанного.

«… Ленц с вожделением смотрел на батарею бутылок.

– Не свернуть ли нам шею одной из них?

– Это должен решить Робби, – сказал Кестер. – Человек получил подарок, а ты к нему с такими прозрачными намеками. Некрасиво это, Готфрид.

– А заставлять дарителей подыхать от жажды, по-твоему, красиво? – ответил Ленц и откупорил бутылку.

Сразу по всей мастерской разлился аромат рома.

– Святой Моисей! – воскликнул Готфрид.

Мы стали принюхиваться.

– Не запах, а просто какая-то фантастика, Отто. Для достойных сравнений нужна самая высокая поэзия…»

Ощущение было такое, будто бы кто-то вставил железный кол в мое забетонированное нутро и пытается расковырять этот монолит. У меня даже зубы заныли. Три товарища… Я, Димка и Серж… Одноклассники. Потом – одногруппники. Димка потерялся первым – в горах, где-то на Тянь-Шане, его тело так и не нашли. Он был одержим идеей встретить Снежного человека и, как рассказывали позже те, кто бросил его в горах, Димка, услышав об окончании экспедиции, решил искать сам. Позже я много раз пересматривал известные мутноватые кадры с изображением Йети и мне в голову приходила сумасшедшая мысль, что Димка в конце концов нашел этих существ и просто не захотел возвращаться. Может быть, они были лучше нас… Серж, тот самый Серега, процветает в Эдмонтоне с женой-мулаткой и тремя детьми. О себе вообще помолчу. Ничего хорошего…

Я не заметил, что пробыл в номере больше положенного! Вскочил как ужаленный, молясь о том, чтобы хозяйка книги не вошла в комнату – быстро пропылесосил пол, вытер пыль, перестелил простыни, идеально разровнял поверхность одеяла и так же бережно положил сверху книжку. Мне было жалко выпускать ее из рук, она была как живая. Мне хотелось спрятать ее под полу рабочей куртки и унести с собой. Две минуты у меня осталось на ванную комнату. Там тоже было относительно чисто. Я поменял полотенца, разложил на полках мыло, шампунь и прочую ерунду. Бросив последний взгляд на результаты

проделанной работы, я заметил, что у зеркала лежит трогательный тюбик зубной пасты, передавленный в «талии». Надо же! Именно за это я получал взбучки сначала от матери, позже – от Светки, но так и не избавился от этой раздражающей всех моих женщин привычки – выдавливать тюбик с середины…

* * *

В три часа ночи я вышел от Марии де Пинта. Спать мне оставалось часа два-три. Улицы все еще были переполнены людьми – преимущественно молодежью – и гудели, как улей. Двери дансингов распахнуты настежь и, как обычно, в темных залах толклось немало народу, тесно прижавшегося друг к другу. Я подумал, не лучше ли мне просидеть в пабе эти несчастных два часа, ведь все равно – не высплюсь, как следует. Я завернул к Аль Венетто. У него на окраине было тише, чем в центре, да и публика постарше. Я решил пить «Grand marnier», как распоследнейший сноб, а кроме того, приобрел и синюю пачку «Голуаза». По отношению к Марии я чувствовал себя последним подлецом, ведь буквально пятнадцать минут назад рьяно отказывался пройтись с ней куда-нибудь, поклявшись чуть ли не на Священном Писании, что пойду прямо домой. Если она позвонит, упреков не избежать. Разве совру, что принимал душ и не слышал звонка. Душка Аль радостно замахал мне руками из-за стойки и зацокал языком, когда я, вместо обычного пива, заказал «Grand marnier».

– Что случилось? – участливо спросил он.

Я наморщил лоб, стараясь вспомнить, что же случилось. И что вообще могло случиться?..

– Принеси вторую рюмку для себя, – сказал я. – И пей коньяк, если хочешь. Я угощаю.

Аля никогда не нужно было просить о чем-то дважды. Он оглядел зал – все ли в порядке? – и присел за мой столик.

– Ты читал «Три товарища»? – спросил я.

– Три? Товарища? – Аль уперся взглядом в потолок и несколько минут сосредоточенно молчал.

– Не напрягайся, Аль, это я так… Вопрос чисто риторический.

– А что это за товарищи такие? Чем они знамениты?

– Да, в общем-то, ничем. Просто хорошая книжка, я ее читал давным-давно. Даже забыл когда…

– Ты что, заскучал? – у Аля была потрясающая черта: он всегда умел попасть в точку, причем совершенно случайно. Наверное, он мог быть первоклассным снайпером: бил бы в «десятку». – Тебе здесь не нравится, Майкл? Тебе нужно встряхнуться, заняться чем-то мужским. Хочешь, я познакомлю тебя с Эджидио?

– Кто такой Эджидио? – вяло спросил я.

– Эджидио-акула.

– Почему – «акула»? – Я совсем забыл, что местные жители по традиции дают друг другу разные прозвища.

– Его дед в начале 40-х поймал у этих берегов здоровенную акулу, – пояснил Аль.

– Вот как… Так что же это за Акула?

– Мой сосед. Профессия у него интересная, не чета нашим – он подводный археолог.

Это было странно, ведь здесь еще столько всего не изученного на суше. Я порой диву давался, что ведется так мало археологических исследований, в то время как копать можно было в каждом дворе, на каждой улице, уж не говоря о безлюдных местах. Тот самый Гипогей, подземный храм, о котором я уже говорил, был обнаружен, когда хозяин начал увеличивать свой погреб!

– Он занимается дайвингом? – не понял я.

– Ну что ты! Дайвинг – это для туристов, а Эджидио-акула – специалист по поднятию затонувших кораблей. Знаешь, сколько их тут?! – Аль зацокал языком. – Акула составляет карты, а потом на этом месте работают водолазы. Но я скажу тебе, Майкл, по большому секрету – он, Акула, ищет золотого сокола.

Я уже привык к подобным разговорам, ибо слышал их постоянно, в разных интерпретациях, стоило лишь засесть в пабе, где после работы собираются местные.