Пуговица. Утренний уборщик. Шестая дверь

Роздобудько Ирэн Виталиевна

На следующий день я начал уборку именно с 713-го. Теперь мне уже точно захотелось узнать о постоялице еще что-нибудь. А для этого нужно было, например, открыть платяной шкаф… Подобные действия со стороны обслуги были категорически запрещены. Но я осмелел. Может быть, после знакомства с Эджидио-акулой. Или же просто ветер начал дуть с моря…

Даже если хозяйка номера войдет, мне будет легко найти с ней общий язык – в самом прямом значении этого слова. Я, как воришка, приоткрыл шкаф. Он был наполовину пуст. На трех-четырех «плечиках» висело птичье оперенье – нечто невесомое в пастельных тонах. Ничего особенного. Только запах заставил меня по-собачьи навострить уши: от одежды исходил едва уловимый аромат сирени. Совершенно немодный, без экзотических примесей, очевидно, нестойкий, недорогой,

но очень трогательный. Я посмотрел на туалетный столик. Так и есть! На полке стояли единственные в мире духи, название которых я знал. Вернее, даже не само название (оно было проще пареной репы – «Сирень»), а фирму или же местность в Латвии, где их производят, – «Дзинтарс».

Первые духи, которые я купил… кому? Уже не помню. Какой-то девчонке на 8 Марта. Пока я их нес, сто раз отвинчивал блестящую крышечку и вдыхал запах. Наверное, поэтому он и врезался в память. Потом дарить «Дзинтарс», как пояснила Светлана, стало признаком бедности и плохого тона. Дама из 713-го этого не знала…

Мое любопытство нарастало. Мне казалось, что книга, «Сирень», барбариски, кораблики и зубная паста, передавленная посередине, – это еще не все. И что весь этот набор знакомых реалий – только начало какой-то сложной шахматной партии, которую затеял невидимый партнер. Я кинулся искать книгу. На этот раз я обнаружил ее под подушкой и закладка передвинулась всего на пять страниц. Я больше не мечтал купить этот же роман в английском варианте у букиниста. Я понял, что хочу читать именно ЭТУ книгу и именно ЗДЕСЬ – вот так, урывками, будто глотать спирт.

Прочитав страницу, я почувствовал, как непреодолимо мне захотелось, чтобы хозяйка книги узнала о моем существовании. О том, что мне нравится запах сирени, вкус барбарисок, эта книга и еще многое другое. Я не мог объяснить, откуда возникло это желание, но мне захотелось хоть чем-нибудь, кроме старательной уборки, заявить о себе. Мне никогда не хотелось этого столь сильно. Почти никогда…

Но что я мог сделать? Я огляделся по сторонам. Зеленая расческа, лежащая у зеркала, растрогала меня до слез, надкушенный авокадо вызвал спазм где-то внизу желудка, белые носочки, свисающие с подоконника, вызвали бурю умиления. Я готов был заблеять. Неужели я фетишист? Этого еще не хватало. «Старый козел!» – выругался я и принялся с остервенением пылесосить совершенно чистый ковер.

Когда номер сиял, как операционная, я уже знал, что нужно сделать. Как знал и то, что это может стоить мне работы, дающей заработок в 500 мальтийских лир ежемесячно плюс два выходных в неделю и бесплатный кофе с круасанами во время ланча.

Итак, я снял с подоконника белоснежные носки, сложил их вдвое, разгладил (погладил?) ладонью и положил на нижнюю полку шкафа, потом я помыл и вычистил обувь (это вовсе не входило в мои обязанности) и оставил книгу раскрытой, как и в прошлый раз.

Все. Теперь оставалось ждать увольнения, если она пожалуется на «reception», что в ее номере слишком усердно похозяйничали…

* * *

…Как я и предполагал, обе девушки с радостью приняли приглашение на пикник. Мария просто пришла в восторг от этой идеи, а Сибилла была ужасно заинтригована: оказалось, что Эджидио-акула учился вместе с ней в начальной школе, а после в колледже, только был на два курса старше. За пару дней до назначенного часа я серьезно занялся подбором продуктов. Мне не хотелось, чтобы это был банальный набор из супермаркета или же – готовая еда из местного ресторанчика, а уж тем более – пакеты с меню из Макдоналдса. Я съездил на базар в Зугрию и приобрел пару килограммов картофеля. Он, конечно, не был похож на наш – слишком гладкий, подозрительно светлокожий, но это лучшее из всего, что я пересмотрел на базаре. Так же тщательно отобрал зелень. С селедкой оказалось хуже – я не мог найти такую, какая мне нравилась со студенческих лет. Продавалось много разной рыбы, слишком экзотической и уже здорово приевшейся. Наконец я решил купить какую-то свежую рыбешку, отдаленно напоминающую норвежскую сельдь, и засолить ее самостоятельно, как когда-то делала бабушка. На сутки засыпал ее густым слоем соли, а утром положил в молоко. К трем часам дня сельдь была вполне готова и выглядела очень аппетитно.

Я вытащил из холодильника виски, три бутылки вина, банки с пивом и упаковал все это в большую плетеную корзину.

Я подхватил девушек на углу Рио-дель-Гриджо, и мы на такси помчались к Голубому гроту.

Эджидио-акула ждал нас. Вместо вылинявших бриджей он надел джинсы, а волосы перехватил на затылке черной резинкой. Он стоял на борту своей яхты и приветственно махал руками, пока мы спускались по камням.

– Привет, Эджидио! – Сибилла даже легко поцеловала его в загорелую щеку. – Чудесный денек!

Она была прекрасна в своих коротких белых шортах и голубой сорочке, завязанной узлом на тонкой талии. Эд пожал ей руку, неловко улыбнулся и обратил свой взор на мою спутницу.

– Это – Мария де Пинта, – представил я девушку.

Эд, который выглядел медведем против маленькой Марии, неловко протянул руку как раз в тот момент, когда она пыталась взобраться на борт яхты. Оба качнулись и чуть не опрокинулись в воду.

Мы отправились на остров Святого Павла. В это время там практически никого не было, разве что дайвингисты могли нырять с противоположного берега. Было довольно жарко, и вначале мы как следует наплавались. Потом я выбрался на берег, развел костер. Когда он как следует разгорелся и угли начали тлеть, положил в золу картошку и начал раскладывать натюрморт из продуктов. Сибилла присоединилась ко мне, старательно вмешиваясь в священный процесс, в то время как Эджидио всячески обхаживал молчаливую Марию, которая без толку толкалась у кромки камней и разглядывала воду с таким видом, будто бы зрелище морского дна было для нее полной диковинкой.

Я раскладывал продукты на белой клеенчатой скатерти с рвением настоящего художника. Я еще помнил, как и что должно быть: горка соблазнительно зеленых огурцов, пирамидка помидоров, живописный «колодец», сложенный из перьев лука, селедка (она блестела на солнце, как слиток золота), обставленная «Хайнеккеном». Прочие сопутствующие мелочи я нарезал крупными, «крестьянскими» кусками – колбасу, сыр, хлеб… Когда все было готово, мальтийские аборигены, не знающие суровой кухни, издали звуки восхищения.

– Это вам не в ресторане! – проворчал я, довольный произведенным эффектом.

Мы уселись кругом и налили по первой. Причем Мария предпочла выпить немного виски, чем совершенно покорила Эджидио-акулу. У меня даже мелькнула шальная мысль, что мы произведем некоторую рокировку. Но Мария де Пинта постоянно поглядывала в мою сторону каким-то виноватым преданным взором. И я устыдился своих мыслей.

Селедка была великолепна. Печеная картошка растрогала до слез, я даже пустился в воспоминания о том, как «мы с пацанами таскали ее из-под деревянных базарных решеток хранилища и пекли на пустыре у себя за домом…». Это было похоже на абракадабру. Меня засыпали вопросами о деревянных решетках, о детском голоде, об антисанитарии и пустырях. Я сдался и уступил место красноречию Эджидио-акулы. Сибилла оказалась блестящим интервьюером, и ни одна капля его устных мемуаров не пропала даром. Оказалось, что этот смуглый увалень участвовал в экспедиции профессора Габалла Али Габалла, генерального секретаря департамента древностей Египта, и был свидетелем поднятия трехметровой статуи богини Исиды со дна бухты Абу Кир.

– Подводный мир намного больше нашего, – говорил Эд-акула, и глаза его снова блестели, как у безумца. – Трудно даже представить, что глубоко под нами сохранились целые города с домами, улицами, базарами. Я видел амфоры, наполненные орехами, вполне пригодными в пищу, кухонные дворики, в которых некогда бурлила жизнь. Море хранит скульптуры Праксителя, драгоценности, перевозимые торговыми судами, останки множества кораблей и миллионы различных предметов. Даже законсервированные в различных емкостях продукты питания, давно вышедшие из употребления! Например, соус-гарум, любимейшее блюдо легионеров Юлия Цезаря – закупоренные амфоры с ним подняли в начале двадцатого века близ деревни Альбенга на Лигурийском море. Когда я попробовал его… О, это непередаваемо! Это как… как выпить глоток вечности и стать бессмертным… Но больше всего меня привлекает тишина. Это ни с чем не сравнимая тишина – она живая. Однажды я слышал, как за тысячи километров от меня поет кит…