Пуле ангел не помеха
Шрифт:
Только благодаря авторитету Портнова – старшего, который давно бы мог по своим заслугам работать в областном аппарате, но всегда отказывался от подобных предложений, Леонид и держался на службе. Его терпели и не особенно притесняли. Когда же отца все-таки вытолкали на пенсию, Леонид был уверен, что ему удастся занять его место, и он до конца своих дней будет блаженствовать в тепле и уюте на правах князька. Но давние отцовские связи с прикормленными им вышестоящими руководителями не помогли. Их как-то в одночасье отправили вслед за отцом на «заслуженный отдых» и Леонид остался один на один перед выбором: или ехать на должность начальника отряда в отдаленную колонию, расположенную за триста с лишним километров от областного центра, или переходить на службу в милицию. Он выбрал, по его мнению, из двух зол меньшее – стал заместителем начальника паспортно-визовой службы. Не имея о ней ни малейшего понятия, Леонид надеялся обрасти
Оказавшись на земле, каждый день пребывания на которой мог оказаться последним, он понял, что о славе придется на время забыть, а сначала надо позаботиться о собственной безопасности. Как и все, кто оказался вместе с ним на этом блокпосту, Леонид старался лишний раз не высовываться из-за укрытия, чтобы ненароком не подставить голову под пулю снайпера. Но проходили дни за днями, а никто, похоже, и не собирался на них нападать. По дороге изредка проезжали боевые машины, на которых сидели скукожившиеся от холода солдаты, скрежеща гусеницами и грохоча черными дымными выхлопами проползали танки, направляясь туда, где разворачивались главные события. В обратную сторону никто не спешил. Казалось, в той мясорубке, куда как в бездонную пропасть проваливались люди и техника, ничего от них не оставалось. А про них, коротающих войну в тишине и спокойствии, все забыли – и свое начальство, и боевики, занятые где-то более важными делами. Не появись однажды на дороге эта злосчастная «Нива», их в конце концов скорее всего сняли бы с этого никому не нужного поста и отправили бы вслед за теми, кто не возвращался. Но судьбе было угодно распорядиться по-своему. Пробыв в Чечне вместо трех положенных месяцев всего полтора, на блокпосту, с которого их должны были снять через считанные недели, все остались живы, не получили ни единой царапины. Они вернулись, чтобы оказаться в тюрьме, называемой следственным изолятором, в шести различных камерах. Выйдя через месяц на свободу, пятеро столкнулись с нелегким выбором: что делать дальше. Виктор вернулся на войну. . .
Он так никогда и не узнал, какой идиот распорядился выдвигаться на ночь глядя. На дороге колонна грузовиков, которую сопровождали два БТРа, нарвалась на засаду. По давно отработанной, оказавшейся в горных условиях идеальной схеме, боевики подбили головную и замыкающую машины, факелами запылавшие в вечерних сумерках. Виктор оказался в головной. Взрывом его припечатало к броне. Но он не сразу потерял сознание, и какое-то время владел собой. Когда машина остановилась и раздалась команда «К бою!», он попытался выбраться наружу. Он уже высунул голову из люка, и в этот момент от второго прямого попадания машина вспыхнула. Впервые оказавшись в такой ситуации, оглушенный и перепуганный, он потерял ориентировку. Пули щелкали по броне, вгрызались в каменистую почву вокруг, но откуда стреляли Виктор не мог понять. Вывалился на землю, передернул затвор автомата и отключился.
Очнулся Виктор глубокой ночью, лежа лицом вверх, где сквозь низко нависшие облака изредка проглядывали немигающие звезды, и долго не мог сообразить, что с ним произошло. Кругом было тихо и как-то по-домашнему уютно. С обеих сторон его подпирало что-то твердое, сверху слегка придавливало. Лежать было удобно, но только очень холодно. Через несколько минут, окончательно придя в себя и оглядевшись, он с ужасом понял, что лежит среди трупов и вокруг нет ни одной живой души. Он заворочался, чтобы освободиться от неприятного соседства, но оказалось, что сделать это не так-то просто: тела уже окоченели и зажали его между собою, как тиски, не позволяя даже повернуться на бок. Ему пришлось приложить все оставшиеся силы, чтобы выползти из-под них. И только он почувствовал себя на свободе, в лицо ему ударил сноп огня. Он отвернулся. Луч фонаря прошелся по всему его туловищу и вновь уперся в лицо. «Вот и все, – подумал Виктор, – сейчас раздастся выстрел». Он зажмурился с мыслью, что хорошо бы пуля угодила в голову, и сразу все кончилось. Но не услышал ни лязга затвора, ни треска выстрела только почувствовал, что кто-то подхватил его под руки и поволок. Его охватило полное безразличие, больше всего хотелось одного, чтобы все скорее кончилось и его оставили в покое, и неважно, живым или мертвым.
В темноте он не мог разглядеть лиц своих мучителей, тащивших его за ноги по кочкам, и ни слова от них не услышал, словно это были не люди, а машины, автоматически выполняющие заданную программу. В полной тишине они взгромоздили его на какую – то площадку и толкнули вперед. Виктор упал на что-то металлическое.
Действительно, не прошло и минуты, как в полной тишине тарелка мелко завибрировала и плавно оторвалась от земли. Потом слегка накренилась и беззвучно плавно пошла в сторону. «Ну, вот и все, – пронеслось у него в голове. – Пусть будет, как будет, главное, что не боевики. Эти хотя бы не порубят живого на куски и не скормят собакам». И он провалился в темноту.
Только через две недели Виктор стал постепенно приходить в себя и слышать окружающие шумы. А через месяц уже сносно различал голоса. Выписывая его из госпиталя перед отправкой домой на долечивание, врач предупредил, что глухота, по все видимости, полностью не пройдет никогда, и предостерег от волнений. А когда Виктор спросил, сможет ли он продолжать службу, присутствовавшая при разговоре медсестра прыснула от смеха. Оторвавшись от своих записей, врач внимательно посмотрел на него поверх очков круглыми, на выкате глазами и, четко разделяя слова, наставительно произнес:
– Ты – контуженный, но еще не придурок. Какая служба? Пройдешь комиссию и поступай в пастухи. По тебе и так могила плачет. Благодари Бога, что жив остался и до дома может быть доедешь.
Вот это «могила плачет» и определило его дальнейшую судьбу. «Если так, – решил Виктор, – то, какая разница, когда это случится? Не пастись же в самом деле вместе с коровами!».
Поначалу он и сам верил своей выдумке о полном излечении, но захватывающие время от времени приступы заставили вернуться с небес на землю. Он начинал чувствовать их приближение за час – полтора. Сначала кружилась голова, потом все вокруг начинало искажаться, голову будто стискивало стальными обручами, и он проваливался в черную беззвучную пустоту. Иногда во время очередного приступа ему казалось, что он вновь в вертолете, уносящим его из объятий смерти. Он так и не узнал, кто вытащил его из-под трупов там, на дороге неподалеку от сгоревшей машины, погрузил в вертолет и доставил в госпиталь. Расспрашивать было некого. Раненых и убитых транспортировали сотнями, не больно-то разбираясь, кого – на лечение, кого – в морг. Бывало, что люди приходили в себя, уже числясь «грузом 200». Ему еще повезло, что он вовремя очухался, а мог бы и замерзнуть в каком-нибудь сарае в ожидании гроба.
6
– А банька-то, банька! – встрепенулся Вован и сломя голову помчался вниз.
Производившая снаружи впечатление просторной и вместительной, внутри баня оказалась маленькой. Но, несмотря на это, удобной. Большую часть закрытой веранды занимал солидных размеров стол, вокруг которого были расставлены скамьи. В помещении разливался приятный аромат то ли кедра, то ли какого-то другого пахучего дерева. В парилке могли поместиться только двое, поэтому парились по очереди. Сначала пошли Леонид с Геннадием, а когда вернулись, за ними последовали Виктор с Александром Востриковым.
– А чего Вован не парится? – спросил Стрельников, устраиваясь на полке.
– Почем я знаю? Может нам угодить хочет. Видишь, хлопочет-то как, будто мы ему родные.
– У него-то есть кто или все так же один?
– Сестра у него вроде. Замужем, в соседней области живет. Не так давно бабу завел, да не получилось у них ничего. Вот он у Игоря теперь и кантуется. Остапчук его, считай, из тюрьмы вытащил, вот теперь Вован ему и отслуживает.
– Что? Из тюрьмы? – удивился Стрельников.
– Что слышал. Вовану года четыре светило. Остап его еле отмазал. С ним такая история приключилась. А ты, чего, не знаешь?
– Откуда?
Слушая Вострикова, Виктор припоминал подробности этой операции. По фантастическому совпадению он, оказывается, принимал участие в задержании той самой преступной группы, расхищавшей топливо из бензопровода, в которой участвовал Погорелов. Она проводилась вскоре после того, как он, вернувшись из Чечни, поступил в ДПС. Но в материалах уголовного дела фамилия Вована почему-то даже не упоминалась