Пунктирная линия (журнальный вариант)
Шрифт:
— Я попрошу, чтобы вам и Семену принесли кофе с бутербродами, — вместо ответа пообещал Корнилов.
Бугаев опросил всех жильцов дома. Никто ничего подозрительного в последние дни не видел. Женщина, живущая этажом ниже, как раз под квартирой старика, выходные провела за городом. Лишь сестры — соседки старика рассказали, что в воскресенье поздно вечером у Романычева громко играла музыка.
— Какая же музыка играла у старика? — спросил он с интересом.
— Девушки утверждают — тяжелый рок. И Миррей Матье пела.
Корнилов подумал о разбитой
— Ты не поинтересовался — часто старик музыку включает?
— Не часто. Ту, что в субботу играла, заводил несколько раз.
— Странно... — Задумчиво сказал полковник.
— Игорь Васильевич, ничего странного тут нет. Ребята из ЭНТО проверили — в разбитом магнитофоне кассета сохранилась. На одной стороне этот тяжелый рок, а на другой Миррей Матье. Преступник просто включил кассету, которую оставил в кассетнике Романычев.
— А что ж девчонки не заглянули к старику? Я просил, если появится, пускай зайдут, предупредят.
— У них гости в тот вечер были. Парни. Танцы-шманцы. Магнитофон — тоже на полную мощность. А утром, вернее, днем уже, позвонили к Романычеву в квартиру — никого. Решили, что дед опять куда-то отлучился.
Предварительные итоги технической экспертизы наводили на мысль о том, что злоумышленник искал в квартире Романычева какие-то ценности. Или документы. Искал и, судя по разгромленному тайнику, нашел их.
— Тайник-то простенький. Двойное дно в мебельной стенке, — сказал Бородин. — Незачем было всю мебель ломать. Мы собрали там пыль, микрочастицы — завтра сможем сказать, приблизительно, конечно, что в нем лежало.
Корнилов так посмотрел на эксперта, что тот, усмехнувшись, поправился:
— Сегодня. Конечно, сегодня. И, естественно, очень скоро. А вот что касается пальчиков, то пальчики в этом тайнике — только хозяйские. А на молотке, которым преступник работал, отпечатков нет. Значит, в перчатках...
— У нас в последнее время как в детективных фильмах — что ни ограбление, то в перчатках! — прокомментировал Корнилов.
— На замке никаких царапин.
Корнилов кивнул. Этого следовало ожидать.
— Игорь Васильевич, убитый был человеком верующим? — спросил эксперт.
— Что, библии тебя надоумили или иконы? — Он еще в первое посещение заметил на полке несколько богатых изданий библии.
— Не-ет, — улыбнулся Бородин. — Священное писание тут ни при чем. И Четьи-Минеи теперь тоже не доказательство набожности, — он раскрыл папку, которую держал на коленях, и, достав из нее несколько листочков, положил на стол перед полковником.
На одном листке крупно, дрожащим почерком было написано: «Во здравие рабов божьих», на другом — «За упокой рабов божьих». На первом листке всего пять имен, на втором — имена теснились в два столбца.
— Интересно, — сказал Корнилов, мельком пробегая имена здравствующих. Среди них было два мужских имени и три женских.
— Инте-рес-но, —
— Ну-ка, ну-ка? — оценивающе посмотрел Игорь Васильевич на эксперта. — Выкладывай свои домыслы, товарищ из молодых, да ранний...
— Современная стереофоническая аппаратура, тяжелый рок, Миррей Матье и вдруг эти бумажки — за упокой, во здравие, — в голосе Бородина чувствовалось смущение. Намек полковника на его самоуверенность, хоть и высказанный шутливым тоном, заставил его почувствовать неловкость. — Что-то не сходится. Мы с Бугаевым посмотрели разбитую аппаратуру — она совсем новая. Ею почти не пользовались. И кассета с тяжелым роком — единственная в квартире. Не для себя он магнитофон берег.
— Что еще?
— В квартире «работал», конечно, не профессионал...
— Если он же убил старика, то сделал это вполне профессионально. Ты мне, Коля, скажи — почерковедческую экспертизу успели провести? — Игорь Васильевич показал на листочки «во здравие» и «за упокой».
— Провели. Почерк убитого.
— И ни писем, ни документов?
— Бугаев собрал все бумажки. Разбирается. Но не много, совсем не много. Не дружил с пером покойник. И корреспондентов не имел.
— Это еще не известно. Может быть, не любил хранить?.. Как только прояснится с тайником, сразу сообщи. И возьми на экспертизу еще одну бумажку. — Корнилов достал из сейфа дело Бабушкина, осторожно вытащил анонимку.
Эксперт прочитал и осуждающе хмыкнул.
— Пусть проверят, не Романычев ли писал. Я буду ждать.
Оставшись один, Корнилов внимательно перелистал алфавитную книжку старика. Она была совсем новой, похоже, что Капитон Григорьевич завел ее недавно. «А куда же он дел старую? — подумал полковник. — Неужели переписал из нее нужные телефоны и уничтожил? Нет, пожилые люди так не поступают. Чаще всего хранят даже бесполезные вещи».
Он вспомнил о своих затрепанных и исписанных вдоль и поперек записных книжках, хранящихся в письменном столе, и усмехнулся: «Тут уж сказываются профессиональные навыки». К старикам Корнилов причислять себя не спешил.
Большинство адресов и телефонов, записанных Романычевым, говорили о его бытовых заботах: прачечная, стол заказов, жилконтора, собес, почта... Несколько телефонных номеров были предварены аббревиатурой «Д. К.». Судя по всему, телефоны Дома культуры: «массовый отдел», «администратор», «бухгалтерия». Ряды холодных, бездушных цифр... И только напротив одного номера значилась фамилия — Зеленкова А. П.
«Агния Петровна, секретарь директора», — вспомнил Игорь Васильевич. Были еще десятка два телефонов и адресов. Имелся адрес вологодского племянника. Фамилия Бабушкиных отсутствовала. И не значились в книжке Климачев и Поляков — соучастники преступления. Правда, Климачев умер. Естественно, что в новую алфавитную книжку он не попал. А Поляков? Может быть, старик не записал его фамилию из осторожности? Хотя какая уж теперь может быть осторожность?