Пушка 'Братство'
Шрифт:
Голосование происходит с восьми утра до полуночи. Tpусеттка и ee комитет бдительности принимают избирателей в мэрии XX округа и в канцелярских помещениях, которые наши дамы разукрасили цветами и алыми пол отннщами.
Национальные гвардейцы подходят к урне с подчеркнутой серьезностью. Они позволяют себе смеяться перед и после голосования, но несколько шаrов проходят торжественно и тихо. Тайну голосования отвергают с каким-то даже неистовством. Утаивать свои выбор -- в этом есть что-то подозрительное. Tpусеттка в связи с этим распекает
– - Тайна голосования -- это ведь демократическое завоевание. Haрод дрался за это!
– - A теперь эта тайна оборачивается против народа!
– - протестует Мари Родюк.
– - С чего это ты взяла? A если и так, тем важнее соблюдать тайнуl
– - Взяла, взяла!
– - передразнивает Мари.--A для чего толстяк Бальфис лрячется? Зачем это нужно, если он голосует за Флуранса и Ранвье?
– - A может, и голосует? Может, боится, что все иначе обернется...
– - Ты что, и в самом деле так думаешь?
– - вмешивается Ванда.
– - Нет, ко все может быть!
– - Знаешь, аптекарь тоже скрывается,-- шипит Селестина Толстуха. B ee глазах каждый, кто не размахивает на виду y всех своим бюллетенем и не орет "Флуранс -- Ранвье", просто-напросто личность подозрительная.
Тетя не без труда убедила свое войско в юбках, что избирателю надо оказывать особое внимание, даже если ты в нем не уверена.
– - Эй, господин Диссанвье! Не угодно ли рюмочку? Gоциальная республика yrощает!
– - бросает Мари Родюк таким тоном, что аптекарь не решился бы вьшить, если бы даже умирал от жажды.
Опуская бюллетень в ящик, многие избиратели чувствуют потребность сказать несколько слов, коротенькую фразу, приготовленную заранее.
Феррье: -- За то, чтобы народ поумнел!
Шиньон: -- Чтобы короли и священники с голоду подохли!
Есть и такие, кто считает нужным внести поправку в то, что сказал предыдущий избиратель. Так, Гифес провозглашает: "3a то, чтобы воцарился труд!" -- реплика на слова Пливара: "3a то, чтобы рабочий подыхал не от непосильных трудов, a от несварения желудка!" Или Матирас: "Чтобы провалился мой хозяин!* -- в ответ на жалобный вздох Бастико: "Чтобы снова y меня была работа!*
Иногда такие афоризмы сопровождаются выразительным жестом. Нищебрат заносит свои бюллетень, как кинжал: "B бога целюU, но идущий сзади дядюшка Лармитон шлет: "Поцелуй Марианне!*
Голосовать приходят вооруженные, каждый на свои лад. B первые часы, чтобы избежать всяких споров о результатах выборов, Ранвье счел разумным отбирать ружье при входе и возвращать при выходе. A смысл какой? Почему не пропускают с нашими ружьишками, a с пистолетами, саблями и кинжалами разрешается? Некоторые были так увешаны оружием, что разоружение их было равносильно раздеванию и потребовало бы уйму
времени. Они протестовали: "Ведь только минутка одна-- войти и выйти*. Koe-кто острил: "Самому Тьеру не удалось забрать y меня мой
Больше всего хлопот было с ружьями. Кто доверял подержать их товарищу, кто приставлял к стене... Ружье-- символ. Бельвильцы и распевают, и смеются, опираясь на свои ружья. Они не страдают подозрительностью, они сами от всей души требовали этих выборов. Ho что, если, скажем, результаты будут не те, каких мы ожидаем?..
Это вроде ежегодной ярмарки -- встречаешь давно забытые лица. Одни улыбаются -- запомнились еще с тех пор, когда мы собирали бронзовые cy, с другими шли плечом к плечу по Бульварам 4 сентября, a вон с теми прятались вместе во время стрельбы 22 января на площади Ратуши. Все говорят: "Кажется, так давно это было!" Молодых парней и не узнаешь: переменились, отпустили бороды и кудри. Кепи еле держатся на буйной шевелюре. Физиономия федерата: смех из чащи кудрей.
Возле мэрии -- господин Бальфис с двумя толстопузыми своими дружками, местными коммерсантами. Слышу, как наш мясник пророчествует:
– - Из ихнего ящика Пандоры они получат то, что им требуется!
– - По-моему, самые обычные муниципальные выборы,-- возражает один из толстяков. Кажется, он трактирщик с улицы Пуэбла.-- Законные. Призыв ко всеобщему голосованию утвержден мэрами, облеченными властью...
Марта пожимает плечами.
Возле помещения для голосования много говорят о проблеме законности. Какой-то рабочий ссылается на факты:
– - Позавчерa меня вызвали к гражданам Варлену и Буи, членам Центрального комитета, "c целью вскрыть сейф пятой канцелярии -- поступления и расходы -- Парижской мэрии* -- так было написано в ихней бумаге...
– - Небось много там было?
– - нетерпеливо спрашивают сразу несколько голосов.
– - Один миллион двести восемьдесят пять тысяч четыреста пять франков наличными, что подтвердили присутствовавшие при операции пять свидетелей.
Разговор смолк ввиду появления двух всадников
в красном: Пальятти и Каменского, адыотантов Гарибальди, состоящих при руководителях Центрального комитета для особых поручений.
Они оставляют на мое попечение своих коней, a сами отправляются к Ранвье и тут же спешно отбывают. Исчезают в озаренной солнцем теснине Гран-Рю, быстрые, сверкающие, как две капли крови на хорошо смазанном клинке.
– - Теперь, когда мы свое сделали,-- говорит усталым голосом Бастико,-можно отложить ружье и взять в руки молот.
– - Ho не прежде, чем все остальные тоже отложат ружья,-- не соглашается Матирас.-- Иначе едва ты отвернешься, чтобы взяться за молот, они тебе в спину выстрелят.
Бастико упрямо трясет своей большой башкой:
– - Гвардию собрать недолго, a вот работу наладить куда сложнее. Придется заново делу учиться, инструмент в руках держать. A ружьишко схватить в случае надобности недолго -- услышишь тревогу, и беги. Верно, Гифес, я говорю?