Пушкин
Шрифт:
– А третьего дня, ночью, гвардейские офицеры – гвардейские! – перевесили вывески на Невском проспекте. Как это назвать, что это за шалости? Голубчики угодили на гауптвахту, но каково приличной публике? Утром человек идет в колбасную, а на ней красуется «Гробовых дел мастер». Господа, вы уж повоздержитесь, слава богу, не дети, слава богу пора!
– Слушаемся, ваше превосходительство!
…И вдруг (вчера это были отдельные толки…) в круговороте столичной молвы, оттесняя все прочие новости, придворные сплетни, театральные интриги, политические известия, во всех концах Петербурга сразу, одновременно, везде…
– Пушкин
– Признаюсь, я не влюбился бы в пифию: от ее трезубца пышет не огнем, а холодом.
– Чем же он занят? Большую часть утра пишет свою поэму, а большую часть ночи проводит в обществе, довольствуясь кратковременным сном в промежутках сих занятий.
– Крепкое сложение, молодость возвратили Пушкина к жизни. Однако необходимо было употребить меры чрезвычайные для его излечения. Придворный медик Лейтон сажал больного в ванну со льдом.
– Поклон Пушкину-старосте. Племяннику его легче…
– После жестокой горячки ему обрили голову, и он носит парик. Это придало какую-то оригинальность его физиономии.
– Пушкин здесь – весь исшалился.
– Праздная леность, как грозный истребитель всего прекрасного и всякого таланта, парит над Пушкиным…
– Пушкин по утрам рассказывает Жуковскому, где он всю ночь не спал, целый день делает визиты… [4] , мне и Голициной, а ввечеру иногда играет в банк…
4
Слово на букву «б».
– Сверчок прыгает по бульвару и по… [5] Стихи свои едва писать успевает. Но при всем беспутном образе жизни он кончает четвертую песню поэмы. Если бы еще два или три… так и дело было б в шляпе. Первая… болезнь была и первою кормилицей его поэмы.
– Пушкин слег…
– Венера пригвоздила Пушкина к постели и к поэме.
– Пушкин уже на ногах и идет в военную службу.
5
Слово на букву «б».
– Пушкин не на шутку собирается в Тульчин, а оттуда в Грузию и уже бредит войною. Он уже и слышать не хочет о мирной службе.
– Пушкин очень болен. Он простудился, дожидаясь у дверей одной… [6] , которая не пускала его в дождь к себе, для того чтобы не заразить его своею болезнью. Какая борьба благородства, любви и распутства.
– Пушкину лучше, но он был опасно болен.
6
Слово
– Пушкин выздоравливает.
– Пушкина здесь нет, он в деревне на все лето, отдыхает от парнасских подвигов. Поэма у него почти вся в голове. Есть, вероятно, и на бумаге, но вряд ли для чтения.
– Явился обритый Пушкин из деревни и с шестою песнью.
– Что из этой головы лезет! Жаль, если он ее не сносит!
– Здесь возобновил он прежний род жизни. Волос уже нет, и он ходит бледный, но не унылый.
– Беснующегося Пушкина мельком вижу только в театре.
– Отлично борется на эспадронах, считается чуть ли не лучшим учеником известного Вальвиля.
– Явился в собрание и расшатывается. – «Что вы, Александр Сергеевич?» – «Да вот, выпил двенадцать стаканов пунша!» А все вздор, и одного не допил.
– Пьет он больше из молодечества, как я заметил, более из тщеславия, нежели из любви к вину. Он толку в вине не знает, пьет, чтобы перепить других, и я никак не мог убедить его, что это смешно.
– Пушкин почти кончил свою поэму. Пора в печать. Я жду от печати и другой пользы, личной для него: увидев себя в числе напечатанных и, следовательно, уважаемых авторов, он и сам станет уважать себя и несколько остепенится.
– Пушкин не сидит на месте, скачет, чудит, острит, пенится, мелькает, влюбляется, куролесит, того и гляди вспыхнет и загорится. Невольно забирает зависть при взгляде на его радужную физиономию, невольно помыслить: вот оно, каким выглядит счастье!..
– Пушкин всякий день имеет дуэли, благодаря бога, они не смертельны, бойцы всегда остаются невредимыми.
– Милый и остроумный мальчик.
– Не столько по летам, как по образу жизни и поступкам своим – он уже славный муж по зрелости своего таланта.
– В молодости своей он умеет быть совершенно молод, то есть постоянно весел и беспечен.
– Уверяют, что видели своими глазами, как Пушкин, сидя в театре в кресле, показывал находившимся подле него лицам портрет убийцы герцога Беррийского, Лувеля, с надписью: «Урок царям».
– Ходил по рядам кресел, показывал знакомым сей гнусный портрет и позволял себе при этом возмутительные отзывы.
– Друг мой, ты один? – в комнату заглянул Сергей Львович. – Я специально поднялся к тебе, чтобы справиться самому, как ты себя чувствуешь.
– Превосходно, батюшка, превосходно, – Пушкин, лежа, что-то писал.
– Намедни в английском магазине, – продолжал Сергей Львович, – я встретил Жуковского. Он справлялся о тебе и сказал, что ты сам виноват в своем нездоровье. Ну, оставим это – прошлое принадлежит прошлому – не будем вспоминать. Но Александр, поднимаясь сейчас, я прямо столкнулся с какой-то… дамой… в мужской одежде. Ментик гусарский, шпоры и все такое. Что это? Она шла от тебя. Кто это… был?