Пушкин

Новиков Владимир Иванович

Жена Вяземского, Вера Федоровна, приезжает с двумя детьми в Одессу. Ей тридцать три года, она берет на себя роль строгой воспитательницы Пушкина, пишет о нем мужу: «Это совершенно сумасшедшая голова, с которою никто не может совладать. Он натворил новых проказ, из-за которых подал в отставку. Вся вина — с его стороны. Мне известно из хорошего источника, что отставки он не получит».

Однажды Пушкин отравляется на прогулку к морю с Вяземской и Воронцовой. Девятый вал обдает их с головы до ног. Природа пророчит неладное.

В Министерстве иностранных дел прорабатывается вопрос: что делать с Пушкиным?

Составляется даже справка о его материальном положении: от родителей не получает ничего, живет на скромное жалованье в семьсот рублей в год да на гонорары.

Еще один документ фигурирует в деле: перехваченное полицией письмо поэта неизвестному адресату со злополучной фразой: «…Пишу пестрые строфы романтической поэмы — и беру уроки чистого афеизма». Упомянут «умный афей» — это домашний врач Воронцовых, англичанин Хатчинсон. Человек, который отрицает существование «разумного Творца и правителя» и тем производит на поэта впечатление. «Афеизм» считается крамолой (слов «атеист» и «атеизм» в русском языке пока еще не существует).

Итоговое решение государя: Пушкина «уволить вовсе от службы» и выслать в имение, которым его родители владеют в Псковской губернии. Под надзор местных властей.

По Петербургу ходят слухи, что Пушкин застрелился. Сам он в это время набрасывает предисловие к первой главе «Евгения Онегина», кутит с моряками причаливших в Одессе кораблей, выигрывает в одной компании девятьсот рублей в карты. Получает от Вяземского через Веру Федоровну 1260 рублей, созывает к своему окну извозчиков, чтобы отдать им долги.

К слову, о картах в жизни Пушкина. Выигрыши у него приключаются реже, чем проигрыши. Игра и дальше будет приводить к долгам и безденежью. Умом Пушкин понимает опасность «игромании», которая у него станет сюжетом «Пиковой дамы», а в эпиграф к первой главе повести он вынесет собственную эпиграмму на картежников с ироническим финалом: «Так в ненастные дни / Занимались они / Делом». Но, говоря грибоедовской формулой, «ум с сердцем не в ладу». Страсть к игре не отпускает Пушкина, а бурный темперамент не способствует удаче — тем более, что партнерами нередко оказываются явные мошенники, обыграть которых заведомо невозможно. Карты в ХIХ веке — это определенная область культуры, некий вид спорта. Некрасов, например, в нем будет добиваться стабильного успеха, но с Пушкиным-картежником более сходен окажется Достоевский в качестве незадачливого игрока в рулетку.

Графине Воронцовой предстоит отъезд из Одессы. Она дарит Пушкину кольцо и золотой медальон со своим портретом.

Пушкину объявляют о его назначении в Псков. Он без шляпы и перчаток мчится к Вере Федоровне с этой новостью. Хочется бежать куда угодно, хоть за границу. Но…

1 августа отставленный от службы коллежский секретарь со своим неизменным дядькой Никитой Козловым отправляется на север.

Через восемь дней Пушкин прибывает в Михайловское, где его встречают родители, сестра, брат и няня Арина.

Небольшая комната с окном на двор. Кровать с пологом, письменный стол, шкаф с книгами. Весь Пушкин здесь. Так же будет, когда он останется один.

III

В красной, подпоясанной кушаком рубахе, в белой шляпе, небритый, с тяжелой железной палкой в руке (для непрерывного упражнения) — таким предстает он во время своих прогулок. По ночам пишет

и читает.

Наведывается в соседнее Тригорское, с обитателями которого давно знаком. Прасковья Александровна Осипова, сорокадвухлетняя помещица, недавно овдовела. У нее семеро детей от двух браков. И к Пушкину она относится с материнской нежностью.

Старший ее сын, девятнадцатилетний Алексей Вульф, делается близким приятелем Пушкина. Он слушает лекции в Дерптском университете вместе с поэтом Николаем Языковым («визитной карточкой» которого потом станет стихотворение «Пловец», оно же песня «Нелюдимо наше море…», мелодия народная). Вульф зазывает Языкова в гости. Два поэта обменивались стихотворными посланиями, а встречаются впервые. Языков Пушкина принимает с оговорками («Бахчисарайским фонтаном», например, был недоволен), а тот к нему — со всею душой.

Местные власти ищут кого-нибудь «из благонадежных дворян» для наблюдения за Пушкиным. Назначают одного, а он тут же отказывается, ссылаясь на болезнь. В итоге эта роль достается не кому иному, как статскому советнику Сергею Львовичу Пушкину. Он будет иметь «бдительное смотрение и попечение за сыном своим», как сказано в рапорте псковского гражданского губернатора.

Сын возмущен тем, что отец согласился за ним шпионить. Происходит объяснение, не без жестикуляции. Отец выбегает из комнаты и кричит на весь дом, что сын хотел его «прибить».

Чем так, то уж лучше в крепость. Пушкин письменно просит об этом губернатора, но послание, по счастью не дойдя до адресата, возвращается, и автор его уничтожает. А потом пишет в Петербург брату Льву, что не хочет «выносить сору из Михайловской избы». Вскоре в столицу отбывают и Сергей Львович с Надеждой Осиповной. Отец официально отказывается от наблюдения за сыном.

А тот уже подумывал о бегстве за границу, о чем говорил П. А. Осиповой. Она обращается к Жуковскому, который и сам озабочен произошедшим. Увещевая Пушкина, он делает резонную ставку на его творческий пыл и писательскую гордость. Жуковский пишет: «На все, что с тобою случилось и что ты сам на себя навлек, у меня один ответ: ПОЭЗИЯ. Ты имеешь не дарование, а гений. Ты богач, у тебя есть неотъемлемое средство быть выше незаслуженного несчастия и обратить в добро заслуженное…». И далее: «По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостию гения соединишь и высокость цели!».

Непрерывно подвигает Пушкина к новым свершениям и Вяземский. Когда тот был еще в Одессе, он настойчиво требовал от друга поэтического отклика на кончину Байрона. Дождался. В Михайловском закончено стихотворение «К морю», где английский поэт получает афористическую характеристику «властитель наших дум». Вяземский откликается: «Твое „Море” прелестно! Я затвердил его наизусть тотчас…».

Посылая другу стихотворное «поминаньице за упокой души раба божия Байрона», Пушкин сообщал и о завершении им большого произведения. Причем в тоне весьма раскованном: «…Кончил я поэму „Цыгане”. Не знаю, что об ней сказать. Она покамест мне опротивела, только что кончил и не успел обмыть запревшие <….>».