Пушковое царствие
Шрифт:
Огромная дорога, гравий которого был покрыт серебряным лаком, отливающим таинственной дымкой, на фоне предрассветного неба, разделяла образы, которые были повсюду, на две половины. Правая сторона принадлежала — «белому» ведомству. Вдоль дороги, вплоть до здания суда, стояли фигуры — принадлежащие ему. Яркое солнце, пушистые облака, медведь (очень похожий на того, с кем я транспортировался сюда), котята, коты, кошки разных мастей, домовые, добрые старушки, и парни, похожие на меня. Куры, утки, кролики и зайцы, синички и воробьи, белочки и бобры. Все они улыбались, и смотрели мне прямо в глаза. Везде и всюду на правой стороне дороги присутствовал белый цвет. Очень много этого
Чёрно — красная символика этого ведомства, сразила меня наповал, и заставляло сердце биться гораздо чаще, чем нужно. Огромные фигуры чертей с рогами на голове, которые мешали половниками в котлах с кипящим маслом загубленные души. Из этих самых котлов торчали человеческие ноги и руки, а так — же искажённые болью лица грешников. Повсюду были изображены проводники «чёрного» ведомства — крысы и мыши. Злобные, с торчащими зубами и хвостами. Окончательно добило меня изображение хозяина «чёрного» царствия. Огромная фигура чёрной кобры. Капюшон на голове не скрывал блеска злобы и жестокости на лице его. Жалости и человечности не было. Только — «чёрный» ад. Мне было очень страшно.
— Дима, пойдём дорогой, — просил Тимофей Иванович, пытаясь сдвинуть меня с места, — мы опаздываем, прошу тебя, поторопись.
Я не могу — честно сказал я, и продолжал смотреть в глаза кобре.
— О!!! Кто прилетел на «шабаш» «нейтральных» — пропел рядом со мной смутно знакомый голос, — никак «прозрачный» Дима — электрик. Давно не виделись. Так и не сдох, после моих огненных шаров? Ну конечно, добро же побеждает.
Я повернулся на голос, и снова встал в ступор. «Чёрное» ведомство транспортировалось у меня на глазах. Ещё до конца не появились ноги, а эта красотка, из — за которой я до сих пор на больничной койке, уже рот открыла, и из него много гадости полилось. Но вот её хозяин, который уже встал на ноги после транспортировки, вызывал у меня куда больше опасений, чем её слова. Большой, чёрный, с красными глазами, и с огромным капюшоном змеи. Ноги человека, а хвост сзади — змеиный. Кошмар во плоти. Он тоже был с тростью, как и наш Тимофей Иванович. Но набалдашник у него был сделан из чёрного мрамора, с россыпью ярко — красных изумрудов. «Чёрная», которая меня ранила, тоже была вся разукрашена в драгоценные камни. Девчонка симпатичная, а рот поганый.
— Илларион, успокой свою подчинённую — приказным тоном сказал Тимофей Иванович и строго посмотрел на змея.
— Карина, заткни рот свой — обратился к «чёрной» змей, — итак из-за тебя здесь куковать часов шесть придётся, не меньше.
Девочка, которую как выяснилось зовут Карина, как подменили. Она испуганно сомкнула губы, и пошла вперёд, продемонстрировав нам свою спину.
— Здравствуй, хозяин «белых» — прошипел он.
— Здравствуй, хозяин «чёрных» — спокойно сказал медведь.
— Может после заседания по пивку дерябнем? — улыбаясь спросил Илларион.
— Медовуху предпочитаю, ты же знаешь. И только по праздникам. А сегодня вроде не намечается ничего, или я ошибаюсь? — спросил медведь.
— Сейчас «серебряные» всё порешают, и будет праздник. Либо ты проиграешь, либо я. Вот тебе и веселье.
— Да это скорее трагедия, чем веселье. Ладно, там видно будет. Хотя пить с тобой, Илларион, одни проблемы только на хвост иметь. Ты же сразу в драку полезешь, или мантию на груди рвать будешь. Закон только две чарки разрешает испить, а ты с двумя вёдрами вечно путаешь.
— Так чарки разные бывают. В моём ведомстве из маленькой посуды не пьют, иначе какое веселье?
— Вот поэтому в твоём хозяйстве одно безобразие. А в моём — порядок. Пошли уже к «нейтральным»,
Я чувствовал себя полным дебилом. Не меньше. Рот мой от удивления не закрывался, от слова совсем. Жался к правой половине дороги, где был привычный белый цвет, и старался на левую сторону дороги не смотреть. И вроде потихоньку в себя приходить начал, так на пути ко входу в суд, увидел стражей порядка. И опять встал, как вкопанный. По обе стороны от двери сидели на задних лапах — львы. Огромные, с пушистыми гривами, и красивыми хвостами с кисточкой. Одно удовольствие было посмотреть, если бы не их оскал. Они держали пасти приоткрытыми, и их огромные клыки торчали весьма серьёзно, не вызывая сомнения, что, если ты хоть одно лишнее движение сделаешь, они тебе пол попы в раз откусят.
Я ещё плотнее прижался к медведю. Не сказать, чтобы я был трусом, но впечатлений на сегодняшнее раннее утро, было уже для меня более чем достаточно. Тимофей Иванович по-доброму мне улыбался и всячески подбадривал. Когда мы всей компанией вошли в зал заседаний, то и здесь я нашёл для себя массу открытий. Зал был выкрашен колером из трёх цветов. Белый, чёрный, серебряный. Причём серебра была мало. Только дорожка посередине зала, стол судьи и его молоточек с дощечкой. Сам зал уже был заполнен до отказа, и только четыре стула соответствующих цветов были пусты. Понятно было, куда мы должны присесть.
После того, как мы скромно присели на свои места, с грохотом закрылась на засов дверь судебного зала. Я вздрогнул. Тимофей Иванович спокойно положил свою лапу на мою руку, успокаивая меня. Но какой там. Мои глаза были прикованы к противоположному от нас ведомству. Лишь тонкая серебряная полоска краски разделяла нас, но как же на самом деле это было не так. Нас разделяли не цвета на одежде, и не поступки, и даже не задания, в которых мы иногда работали сообща, хотя совершенно разными методами. Не объяснить эту пропасть, её можно только почувствовать. И в тот момент, я в полной мере ощутил это на своей раненой коже. Каждый миллиметр моего тела покрыт был пупырями страха, боли, и ненависти.
«Чёрное» ведомство даже не стеснялось своих грязных методов борьбы, и всячески демонстрировало их нам, «белым» в любой удобный момент. Они сидели на своих стульях напротив нас, и всячески демонстрировали власть над ситуацией. Карина периодически высекала голубой огонь из своей ладони, показывая мне, что может выстрелить ещё раз, если захочет. Боль сразу давала о себе знать в моём плече, как только я это видел. Хозяин «чёрных» наоборот, сидел прямо, гордо подняв подбородок, и гладил большую страшную крысу по шёрстке. Она сидела у него на коленях и её жирный, красный хвост свисал почти до самого пола, и на это было противно смотреть. Все пушковые, которые сидели возле них, имели неприятный оттенок шерсти и все как на подбор скалили свои кривые зубы в нашу сторону. Огромный хвост Иллариона лежал возле его ног, периодически приподнимаясь и опускаясь. При этих движениях, чешуйчатая змеиная кожа поблёскивала и переливалась. Хозяин хвоста таким образом любовался собой.
Наконец, зал притих. Гомон, который стоял последние десять минут сошёл на нет, и в зале воцарилась тишина. По серебряной дорожке шла огромная сова в мантии того же цвета. Она не спешила к своему судейскому месту, как бы рассматривая контингент пришедших на юридическое разбирательство между ведомостями. Её голова то и дело резко поворачивалась. Так она здоровалась и приветствовала присутствующих в зале. Когда она встала возле своего стола, и взяла молоточек, зал дружно встал. Я последовал их примеру.