Пусть дерутся другие
Шрифт:
Удивлён? Это только начало.
Корпус, начиная движение с отставленной ноги, полуоборотом помогает второму кулаку. Желаю как следует наградить этого сраного мистера прямым в живот. Желаю...
Пятнадцать, блядь, лет!!!
Ого! Я крут! Могу, когда захочу… Глаза у До-До выпучились, пасть, под сдавленное «Ы-а» совсем расширилась, что твой тоннель. А пузико-то мягкое, словно желе продавил. С самого суда так хорошо не было!
Остался последний штрих. В подбородок, снизу. Потом —
Мир померк, разом вырвав меня из реальности и безжалостно швырнув в угольно-чёрное ничто.
Глава 2
В себя пришёл... не представляю, когда. Вокруг — кромешная тьма, хоть глаз коли. Внутреннее ощущение времени и пространства притихло, тело трусит от промозглой сырости.
Твёрдо убеждён в одном — я лежу на чём-то жёстком, не мягче камня. Поскрёб ложе пальцами.
На ощупь — сплошной бетон. Влажный, тяжело пахнущий, заставляющий изо всех сил бороться с рвотными позывами. Мне знаком этот запах — дешёвая санитарная смесь. Похожей обрабатывали мою камеру в «Юге», выдавая для этого ведро и тряпку. Потом ещё руки болели, покрываясь мелкими язвами — перчатки для работы с химическими соединениями тюремщик постоянно забывал, так что обходился без них.
Да если бы только вонь беспокоила! По телу словно грузовой платформой проехались. Кости болят, суставы ломает, в голове — бессвязный кошмар, очень похожий на тяжкое похмелье после недельных возлияний.
На языке — привкус аптеки.
Итак — мысли разбегались, как солдаты при виде начальства — я лежу на бетоне и ничего не помню с того момента, как попытался нанести До-До апперкот. Вырубили?
Однозначно. Рядом никто не отирался, надсмотрщик из дверей не выбегал. Этого крепыша точно бы заметил. Через браслет инъекцию вкатили? Вряд ли, не те у прибора задачи. В нём, скорее, немного взрывчатки найдётся, чем игла для уколов.
Снотворным со стен выстрелили?
Более реалистично. Система активной безопасности способна на многое, в том числе и на экстренное усмирение непокорного осужденного. Об этом я не подумал... Сидящему за пультом наблюдения оператору достаточно дать команду — и нужный боеприпас летит в цель.
Вот как тут всё устроено... Современненько, в духе прогресса. Роботизация заменила классических охранников на стенах. А я — болван, теперь, вот, расплачиваюсь.
Попытался проверить догадку на практике, вычленив из общей какофонии страдающего организма ноющие точки уколов. Какое там! Стало только хуже. Части тела будто состязание устроили, взахлёб жалуясь на недомогание и подкрепляя жалобы на редкость паскудными ощущениями.
Н-да... вляпался!
Пока переваривал столь мудрую мысль в мутной голове — трижды пробовал подняться. Сначала — привычно, отжавшись от бетона, потом — более осторожно, с колен. И неизменно возвращался обратно, на вонючее, обессиленно шепча проклятия без конкретного адреса. Отлёживался, часто дыша и прижимая бестолковую голову к холодной поверхности —
Терпел, ждал, пока отпустит, пробовал снова.
Рассудив, что слишком тороплюсь, начал действовать, как в замедленной съёмке. Медленно, очень медленно встал на четвереньки, с трудом сел, сплёвывая в темноту противную, сладковатую слюну. Ощупал лицо — вроде нормальное, без опухолей от чужих подошв. Губы будто чужие, щека плоская, онемевшая, в левой руке покалывает. Долго валялся, не меняя позы.
Отсюда и дискомфорт. Только сейчас обратил внимание, что трясусь, как ненормальный, а зубы выбивают частую, ритмичную дробь.
Холодно.
Нужно немного гимнастики, разогнать кровь. Пересиливая себя, поднял руки вверх, развёл в стороны. Проделал упражнение снова... Немного согрелся. Во всяком случае, прекратилась дрожь.
Вспыхнул свет. Яркий до рези в глазах, с фиолетово-белым оттенком, насквозь искусственный и утомительный. Он вырвал из тьмы кусок серой, монолитной стены, покрытой множеством крупных капель, выхватил мои тёмные от влажной грязи брючины и такие же грязные тапочки. Дальше я не смотрел, инстинктивно зажмурившись.
Мощное освещение, издеваясь над ошеломлённой сетчаткой, пробивалось даже сквозь смежённые веки.
Со всех сторон раскатисто донеслось:
— Заключённый 2024А! За нарушение режима содержания вы наказаны пятью сутками нахождения в карцере! Вы ограничиваетесь в социальных правах, предусмотренных положением «О местах лишения свободы»! По отбытии наказания пребывание в карцере будет зафиксировано в личном деле! Распорядок дня устанавливается в соответствии с получаемыми указаниями от сотрудника администрации!
Человек, применивший для пущего эффекта громкоговоритель, заткнулся. Свет уменьшил яркость до терпимого, по коже пробежали мурашки от очередной волны озноба, пальцы ног скрутило судорогой.
Я в карцере.
Приехали. Хотелось бы сказать: «Как неожиданно!», но нет, не скажу. Меня об этом предупреждали. И за внезапный порыв начистить чужую морду тоже раскаиваться не стану. Зачем? Тогда мне это было нужно больше, чем вода. Было жизненно необходимо. Поэтому я всего лишь удовлетворил насущные потребности, выпустил пар без конкретной, выпестованной ненависти. Отвлёкся от реальности. А с душевными страданиями До-До как-нибудь разберусь, если они вообще есть.
Со вздохом приоткрыл глаза, посмотрел по сторонам. Помещение три на три метра. Вмурованный в пол унитаз, откидная узенькая койка, зафиксированная на защёлку. В углу — табурет, чудо безумной инженерной мысли. Кривой, косой, с закруглёнными углами и щербатым пластиковым сиденьем, уходящий ножками в бетон. Ближе к дверям — массивный умывальник.
Пить!
***
... Я простоял у водного потока почти вечность. Хлебал, лакал, глотал, цедил сквозь выбитые зубы, булькал, помогал себе ладонью, делая её ковшом, и снова пил, как в последний раз.