Пусть дерутся другие
Шрифт:
В длинном, широком переходе сопровождающие здоровяки затеяли инструктаж:
— Твой блок «А». Твои права узнаешь у старшего по блоку. Обязанности тоже. Ты — оранжевый. Существует три вида заключённых: синие — срок до пяти лет, зелёные — от пяти до десяти, и оранжевые — от десятки и выше. В чужие блоки не заходить. По первому требованию охраны прекращать любую деятельность. Слово администрации — закон, — я был далеко не первым, кто вынужденно пропустил ознакомление с внутренними правилами, потому понимал — следует запомнить всё сказанное. Второй раз повторять не будут. — Оранжевые считаются социально опасными.
Так, под занимательную лекцию, я дошёл до своего нового дома — камеры № 119. Нумерация повторялась дважды: справа от решётки небольшими, аккуратными цифрами и в самой камере, на противоположной от перекрывающей вход решётки, стене. Там — под трафарет, оранжевыми, в тон робе, метровыми символами.
Вход почему-то оказался открыт.
— Оставь вещи здесь.
Моё бесплатное обиталище более всего походило на узкий, светлый пенал размерами два на пять метров. С двухъярусной койкой, неогороженным санузлом, совмещённым с рукомойником, знакомыми жёлтыми кругами на стене и полу, с полным отсутствием иной мебели. Обе койки выглядели свободными.
Бросив бельё на нижнюю, я попытался порадовать себя вожделенной водой, буквально чувствуя на губах влажную прохладу, однако резкий окрик охранника перечеркнул все планы:
— Потом обживёшься! К надзирателю!
С сожалением оторвал взгляд от крана. Попросить разрешения напиться?
Ну его... Не так уж и долго терпеть осталось. Интуиция подсказывала, что скоро всё закончится.
Выскочив в коридор, повернулся лицом к стене — одно из обязательных условий, узнанных по дороге: при передвижениях в сопровождении сотрудников администрации осужденный всегда, без напоминаний, стоит рылом к ближайшей вертикальной поверхности со сведенными за спину руками, если нет других распоряжений от служащих тюрьмы.
Только сейчас заметил — остальные камеры пустые. Видно, что в обитаемы, но вот хозяева отсутствуют. На работах?
— Привет, парни! — донеслось с дальней стороны блочного коридора. — Привели новичка?
— Наше почтение, Пай, — поздоровались мои сопровождающие с загорелым, пухлым мужчиной в тюремной униформе, косолапо спешащим к нам — углядел краем глаза. — Да, привели. Файл получил?
— И изучил. Давайте заканчивать. Побыстрее вас отпущу из нашей скорбной юдоли.
Предложение здоровякам понравилось. Они обменялись парой шуточек, по очереди попрощались и убрались восвояси, оставив меня стоять лицом к стене.
— Повернись.
***
Первое впечатление о надзирателе я посчитал ошибочным. На комплекцию повёлся, на свободный покрой формы, ну и внимательность подвела.
Пай не выглядел жирным рохлей. Напротив, его кряжистая, ширококостная фигура с толстыми от мышц руками и ногами, более всего подходила пожилому тренеру по борьбе, позабывшему о красивых кубиках пресса и спортивной осанке,
Возраст — за пятьдесят, круглолиц, шеи почти не видно — голова сидит практически на плечах. Физиономия приятная. Рост — как у меня. Глаза — водянистые, блёклые.
— Я — старший надзиратель Пай. Ты — Маяк, — его нисколько не удивило моё имя. — Твоя камера 119, твой личный номер 2024А. На все обращения сотрудников отвечать с обязательного представления «Заключённый 2024А», и дальше по обстановке. Смотря что спросят.
Он достал из кармана белый прямоугольник с упомянутыми цифрами, протянул мне.
— Приклей на левую половину робы, пониже плеча. Вот тут, где у военных и полиции крепятся именные нашивки. Знаешь, где? — с сомнением уточнил надзиратель. Я кивнул, принял прямоугольник и пристроил его куда приказано. — При смене одежды — переклеишь. Без номера на глаза не попадайся. Доступно?
— Да, господин Пай.
— Религиозные пристрастия имеешь?
— Нет, господин Пай, — однако подумав, что держаться атеизма вечно я пока не готов, дополнил. — В настоящий момент — нет.
Шут его знает, как тут с верой в высшие силы. Может, особо упоротым поблажки дают?
— Отправление культовых обрядов в свободное время. Процесс молитвы согласуешь со мной. Никаких громких воззваний к Богу и его разновидностям. Молись про себя. Усвоил?
— Да, господин Пай!
Промахнулся. Верующим здесь сидится, как и прочим. Без льгот.
— Распорядок дня блока «А» выучишь после перед отбоем. Тебе предоставят такую возможность. Так... камеру тебе определили, номер выдал... — надзиратель явно припоминал что-то ещё, по нелепой случайности вылетевшее у него из головы. — Стрижка! Тебя надо подстричь! Иди вперёд!
Полноватый палец указал направление. Туда, откуда недавно пришёл Пай.
— Двигайся!
... Решётка, звуковой сигнал открывания замка, переход, решётка, сигнал, тамбур-шлюз с толстенными дверями, пекло...
Мягко переступая, старший надзиратель вывел меня на открытую площадку, огороженную по периметру высокой стеной с нитями заградительной проволоки поверху. Дальняя часть территории представляла собой спортзал под открытым небом, где возились с железом смуглые, мускулистые люди в оранжевых штанах. Верхняя часть одежды отсутствовала, однако при появлении Пая все оставили штанги, гантели и прочие снаряды, начав торопливо одеваться.
Ещё один кусок площадки представлял собой забетонированные скамейки под высоким навесом, на которых сидят такие же оранжевые. Точнее, уже не сидят — встали, переминаются с ноги на ногу, изучая меня. Оставшаяся часть территории носила разметку баскетбольного поля и пустовала.
Раздетости спортсменов Пай будто бы не заметил. Понюхал раскалённый воздух, от которого ещё больше хотелось пить, небрежным кивком указал на скамейки.
— Иди к старшему по блоку. Скажи, чтобы привёл тебе голову в порядок. Заодно и познакомишься.
Спросить, кто из этих одинаковых людей является старшим, я не успел. От группы поднявшихся отделился худой мужчина средних лет с мелкими чертами лица, трусцой побежал навстречу, издали рапортуя:
— Господин старший надзиратель! Докладывает старший по блоку, заключённый 1882А! В блоке «А» без происшествий!