Пусть люди вымрут!
Шрифт:
Проснусь — и увижу замечательный восход дневного светила, освещающего башни лучших в мире минаретов. Я проснусь в далеком-далеком будущем, где люди Аравии будут вместе делить радость знойного лета со светлокожими германцами и черными как уголь жителями Африки. И даже страшные желтые люди востока окажутся на поверку не драконьим племенем, а самыми что ни на есть обычными людьми, пусть на нас и непохожими.
Нас будут возить по небу стремительные машины, созданные гением человечества. Машины эти будут бесшумно рассекать воздушные океаны, туда, дальше к другим материкам и континентам, а может быть, когда-нибудь
Я смотрела в небо и видела свою Цель, знаешь? Я поняла, что когда-то увижу единую планету: людей и зверей, черных и белых, машины и растения. Рэм, я была уверена в этом, даже вися под потолком замка очередного неугодного церкви вельможи. Я сжимала в зубах острейший стилет и думала, что в том, другом мире, который я обязательно увижу, этот самый вельможа окажется мне добрым другом и товарищем, а вот эта пробегающая под сводчатым потолком орава детишек, возможно, назовет меня «тетей Саджах». Именем, которое я забыла много-много лет назад…
И вот, наконец, я увидела своего проводника на том самом Пути к той самой Цели. И знаешь что самое смешное, Рэм? Этот проводник, терзаемый своей собственной нерешительностью, грубо отдает мне приказ заткнуться и идти спать, в то время как он героически будет спасть черный континент от мирового зла. От просочившихся из подземного мира големов, демонов и прочей нечисти…
– Не нафо, Гифа…, - снова прошипел Флавий, терзаемый дикой болью. Правда, злобная тетка теперь переместилась от изрезанных рук и ног куда-то внутрь, поднялась в грудь и принялась душить, душить, душить… рвать какие-то тонкие струны и уродовать стенки сосудов, сжимая их подобно лекарским зажимам. Стало тяжело дышать, а залитые кровью и остатками плоти глазницы, казалось, сейчас разорвутся от невозможности проронить хоть одну слезинку.
– Не могу молчать, Рэм, - тихо, но уверенно произнесла Гиза. Саму ее Флавий не видел с тех пор как темная тень на пороге дома, в который он ринулся на помощь арабеске, свалила на пол и несколькими быстрыми движениями рассекла все сухожилия и выколола глаза.
Но в последний момент Флавий успел увидеть такой знакомый силуэт неправдоподобно великолепной фигуры демона и синий свет ее диавольски божественных очей. Это было последнее, что Флавий видел. А затем — боль, боль, боль, миллиарды лет боли. И теперь — снова боль, еще глубже, еще острее, и каждое еле слышное слово арабески режет не хуже ножа.
– Кто бы мог подумать… два десятилетия в Пути, и только перед самым концом я вижу проводника к Цели, - как-то особенно тихо, почти мечтательно произнесла Гиза.
– Рэм… любимый…
Флавий уже не мог говорить, но девушка услышала беззвучное «да».
– Рэм, ты — и есть та самая Цель. И Цель, и Путь, и мой проводник по нему к ней. Я хочу чтобы ты знал — с того самого момента когда ты смог решиться на свой собственный Путь… Когда ты послал меня с Йоном к диаволу… Рэм, с этого самого мига я пообещала быть вместе с тобой до самого конца этого Пути. Прости, что он оказался таким коротким…
Рэм Флавий Александр не отвечал. Вытекающая сквозь воткнутые в жилы трубочки кровь окончательно покинула изрезанное тело воина. Тело, брошенное на такую знакомую Флавию
Гиза подняла голову и посмотрела на умирающего римлянина. Диавольская тварь оставила ей зрение. Черная смерть почти не тронула ее — остались лишь пара неглубоких царапин да синяк на плече. Но Гиза была связана по рукам и ногам, которые демон стянул веревками с ужасающей скоростью и проворностью.
Пока над Флавием кружили туземные колдуны, подключая к каким-то трубкам изрубленное, лишенное обоих ног и правой руки незрячее тело, Гиза сделала над собой усилие и мысленно воззвала ко всем богам, какие только есть на свете: «Дайте мне видеть!!!».
Желание ее было исполнено. Правда, не волею свыше, а все той же черной тенью с горящим невероятным голубым огнем глазами. Демон поднял тело девушки прямо с ложем и прислонил к стене комнаты. Пленница смогла увидеть Флавия.
И Гиза совершила еще вчера невозможное — мысленно поблагодарила демона. Ей уже было все равно кого проклинать, а кого превозносить.
И то ли показалось, то ли действительно так, но на нечеловечески красивых устах служителя Ада промелькнула обжигающая сознание улыбка.
«Сочтемся».
Утром уже не было сил ни переживать, ни плакать, ни биться в ярости. На сознание опустился полог тупого холодного равнодушия. Казалось даже, что она сходит с ума — ну как можно оставаться отстраненно холодной, когда труп единственного близкого человека лежит в полудюжине футов перед тобой, истекая последними, уже холодными каплями крови? Флавий умер, арабеска знала это также верно, как и то, что она почему-то до сих пор жива. Она по-прежнему лежала-висела, привязанная к набранному из толстых древесных веток ложу, и лишь саднящие порезы на лице и боль в плече подтверждали жизнь бренного тела. Душа же Гизы витала где-то в совершенно других краях.
Первые лучи солнца проникли через маленькое оконце у потолка и коснулись стены напротив. Уголком сознания девушка почувствовала что-то, сравнимое со вздохом человека, проведшего честный трудовой день и теперь упавшего в кровать на потеху бога Морфея. Это ощущение не проходило до тех пор, пока перед мысленным образом Гизы не предстала темная фигура с горящими голубым пламенем глазами.
«Сочтемся» — сказал демон девушке, прежде чем исчезнуть. Молниеносно быстро, почти неуловимо. Гиза была уверена, что черная тень просто растворилась в воздухе, но мощное дуновение воздуха, взбаламученного демоном, подтвердило: просто эти тва… создания способны двигаться со скоростью мысли.
Сквозь прореху в двери был виден небольшой грязный двор с каким-то странным сооружением в центре. Своеобразный колодец, хотя Гиза ни разу не видела колодцев, дополненных грубо сколоченной П-образной аркой и наскоро сбитыми деревянными ступенями. Чуть позади арки чернело жерло колодца: стенки аккуратно обложены угольно черным камнем.
Но самое пугающее — внутрь колодца уходили десятки разноцветных трубочек. Точно таких же, по которым кровь римлянина покинула тело. Гиза слабо разбиралась в жертвоприношениях, но мысли крутились вокруг них. Правда, она не помнила, чтобы кто-нибудь пускал кровь жертве через трубки, коим место в паровой машине.