Пусть сердце скажет
Шрифт:
— Думаю, что в этом была доля и моей вины. Я принимаю твои извинения, но и ты.., ты тоже… — она почувствовала, что краснеет, — давай забудем это.
Итан с трудом сдержал смех. Да она сама не понимает, что говорит! Он бы рад забыть все, не вспоминать о той ночи, но она была так хороша! Да разве можно Забыть, что ты был ее первым мужчиной! Как часто он думал о ней, мечтал быть рядом, любить, боготворить, наслаждаться ее красивым телом! Нет, разумеется, он не мог забыть той ночи, но уж если ей так хочется, пусть думает, что он все забыл.
— Элли, я и мысли не допускаю, что ты была в чем-то
— Прости меня, я тогда очень оскорбила тебя. Я просто разозлилась.
— Да, да, я знаю.
Элли вышла на кухню и вернулась с вазой, в которую поставила цветы. Она старалась, не смотреть на него, словно боялась его темных глаз.
— Присаживайся, Итан. Сейчас мы поужинаем, и уверяю тебя, что такой вкусной еды, как здесь, ты не отведаешь ни в одном доме Гатри. — Она поймала его взгляд, полный обожания. Все к черту! Хватит думать об этом! Но не так-то легко бороться со своими чувствами. Слава Богу, они преодолели натянутость и скованность, попросили друг у друга прощения. Теперь ей бы только устоять перед Итаном, доказать, что она — независимая женщина, не нуждается ни в чьей опеке и мужчина ей не нужен.
— Как только я увидела плиту, которую ты мне подарил, я сразу же приступила к работе. Я пекла и продавала хлеб, ну.., а результат ты видишь сам! Итан подошел к столу и выдвинул стул.
— Не убеждайте меня, миссис Миллс. Я хочу попробовать представить, как все это было, и думаю, что не ошибусь. Холостяки Гатри, а может быть, даже и женатые мужчины с радостью посвящали тебе все свое свободное время и помогли построить это заведение.
— Да, ты прав. — Элли посмотрела ему в глаза. — Я поняла, что женщине вовсе и не надо совершать ничего предосудительного, чтобы добиться от мужчины помощи. Ей достаточно быть женщиной, тем более если она одинокая безутешная вдова, молодая и беспомощная, — все это ей на руку.
— Быстро же ты сориентировалась! — Итан рассмеялся, покачав головой.
— Ты же сам говорил, что я — умница. — Он внимательно посмотрел на нее, и ей стало не по себе.
— Я и не отрицаю. А теперь позволь мне оценить твою стряпню. Может быть, и не стоило покупать тебе ту плиту.
Элли улыбнулась. До чего же она женственна! — подумал Итан. За время его отсутствия она очень изменилась.
— Хорошо, подожди минуту. Вскоре она вернулась с огромным подносом, наполненным жареной свининой, картофельным пюре и кукурузой. Элли поставила на стол корзинку с горячими булочками, масло и налила в чашки кофе.
— Ешь. На десерт — яблочный пирог. — Она села напротив него, едва притронувшись к еде.
— Наверное, очень вкусно. Не думаю, что буду в состоянии съесть еще и пирог, когда покончу с этим блюдом.
Она улыбнулась. Никогда еще Итан не видел ее такой счастливой. Он вообще не помнил, чтобы она улыбалась в те дни.
— Не волнуйся, хватит места и для пирога. Уж я-то знаю, как мужчины любят поесть, — ответила Элли.
Она сидела напротив него. Сквозь прозрачную ткань блузки он видел ее красивую высокую грудь. Понимала ли она сама, какой притягательной силой обладает? Она,
— Кое-что мне все же не ясно. Ты сумела заработать много денег, но этой суммы недостаточно для того, чтобы построить и обставить такой дом, нанять прислугу. Ты, наверное, заняла у кого-нибудь?
Элли отпила кофе. — Я взяла ссуду у мистера Блумфилда. По-моему, он имеет на меня виды. Ни у одного банкира мне бы не удалось получить займ под столь низкие проценты. Но я выплачу все очень быстро. Когда-нибудь я свяжусь с приютом — пусть знают, как многого сумела добиться, — она гордо вскинула подбородок.
— Да, действительно очень вкует. Давно я не ел ничего подобного, — сказал Итан, кладя в рот кусок свинины.
— Спасибо, мистер Темпл, мне приятно ”то слышать, — Элли улыбнулась.
— Думаю, что тебе лучше не напоминать о себе в приюте. Вдруг кто-нибудь случайно окажется здесь, тогда у тебя могут возникнуть неприятности. Я навел справки и в курсе всего, что здесь происходит. Городской совет вводит строгие правила и даже карательные санкции против поселенцев, самовольно захвативших участки, и им придется, ох как не сладко. А у тебя — отличные участки, собственность, которая приносит тебе немалый доход. И если кто-нибудь узнает, что тебе не было восемнадцати, когда ты претендовала на них, не говоря уже о том, что не была замужем… Неизвестно, чем это может обернуться для тебя.
Элли рассеянно ковыряла вилкой в тарелке.
— — Меня это не волнует; я обеспечена, у меня много знакомых, друзей. Хотя, может быть, ты и прав относительно приюта, — она вздохнула. — Я так благодарна тебе, Итан, за все, что ты сделал для меня. Если бы ты не помог тогда с оформлением участков, у меня бы ничего не получилось.
— Да нет, — Итан усмехнулся. Ты — решительная женщина, ты все равно бы добилась своего, — он допил кофе. Элли встала и налила ему еще.
— А где ты был все это время? — спросила она. Улыбка исчезла с лица Итана.
— Я сразу же вернулся в форт и приступил к своим служебным обязанностям: объезжал земли резервации, следил за порядком на Тропе Большого Ручья. А в ноябре я уехал к отцу в Иллинойс, где живут его белые родственники, — он вытер рот салфеткой. — Я и не знал, что он смертельно болен. Мог не застать его в живых.
Элли увидела боль в его глазах.
— Прости, Итан!
— Отец умер от рака. Ужасная смерть — медленная, мучительная. Я остался там и вместе с тетей Клодией ухаживал за ним.
В голосе Итана послышалась горечь, когда он упомянул о тетке.
— Думаю, она оценила мою помощь, — продолжал Итан. — но была явно не в восторге от моего присутствия. Она и ее муж — брат моего отца, никогда не признавали меня своим родственником. Тетя Клодия не хотела, чтобы индеец общался с ее дочерьми, поэтому я спал в конюшие.
Элли покраснела, вспомнив, как жестоко она обидела Итана той ночью.
— Это ужасно!
— Да, конечно. Хотя я и стараюсь не обращать внимание на подобные выпады, но разве можно привыкнуть к этому!