Пусть умирают дураки

Пьюзо Марио

Но он оказался неправ, представляя, что единственным ценным опытом, полученным мною в тот вечер, был этот эпизод с печеньем: после обеда ему удалось уговорить меня сходить на одну из тех нью-йоркских литературных вечеринок, где я снова встретился с великим Осано.

Мы были заняты десертом и кофе. Эдди заставил меня заказать шоколадное мороженое. Он объяснил, что единственный десерт, подходящий к китайским блюдам — это шоколадное мороженое.

— Запомни хорошенько, — сказал он. — Никогда не съедай «печенье-гадание», а на десерт всегда заказывай шоколадное мороженое.

После чего он небрежно предложил пойти вместе с ним на вечеринку. Тут я заколебался.

До Лонг-Айленда было полтора часа езды, и мне уже хотелось домой, потому что перед сном я еще часок собирался поработать.

— Да пошли, сходим, — уговаривал Эдди. — Нельзя же все время жить в таком отшельничестве, да еще под каблуком у жены. Там будет потрясная выпивка, интересный базар и бабы симпатичные. И ты сможешь завязать ценные знакомства. Критику, если он лично с тобой знаком, гораздо сложнее смешать тебя с дерьмом. И то, что ты пишешь, может гораздо больше понравиться какому-нибудь издателю, если он знает что ты неплохой парень.

Эдди знал, что издателя для моей новой книги у меня не было. А тот, что взялся издавать мою первую книгу, больше обо мне и слышать не хочет, потому как распродано было лишь две тысячи экземпляров, а до издания в мягкой обложке дело так и не дошло.

Вот так я очутился на той вечеринке и встретился с Осано. Он сделал вид, что не помнит той давнишней встречи, и я тоже. Однако неделю спустя я получил от него письмо, в котором он спрашивал, не желаю ли я зайти к нему на ленч, чтобы поговорить о работе, которую он хотел мне предложить.

Глава 23

Работать к Осано я пошел по многим причинам. Работа была интересной и престижной. Так как Осано был несколько лет назад назначен редактором самого влиятельного литературного приложения в стране, у него не хватало времени на всех пишущих для него, поэтому мне предстояло стать его помощником. Деньги были неплохие, да и работа не будет мешать написанию моего романа. К тому же, сидя дома, я чувствовал себя слишком счастливым; я уже становился каким-то обуржуазившимся отшельником. Я был счастлив, но жизнь моя была скучна. И хотелось чего-то будоражащего, чего-то опасного. Иногда я смутно припоминал мое бегство в Вегас и то, с каким наслаждением я воспринимал тогда свое одиночество и отчаяние. Ну не странно ли: с таким восхищением вспоминать то состояние несчастности и презрительно отвергать счастье, которое держишь в руках?

Но главной причиной моего согласия работать у Осано была сама личность Осано. Он был, конечно же, самым знаменитым писателем в Америке. Ему пели дифирамбы после выхода каждой его обреченной на успех книги, и он имел скандальную славу из-за своих неладов с законом и из-за своего революционного подхода к проблемам общества, а также из-за шокирующего сексуального поведения. Он вел, войну против всех и против всего. Однако на вечеринке, на которую привел меня Эдди Лансер, чтобы познакомить меня с ним, он очаровал и заинтриговал буквально каждого. Хотя народ на той вечеринке был сплошь сливки литературного общества и сами могли быть обворожительны и непросты в общении.

Не буду скрывать, что Осано зачаровал и меня. На вечеринке он вступил в яростный спор с одним из наиболее влиятельных критиков в Америке, который был, кроме того, его близким другом и почитателем его таланта. Но этот критик осмелился высказать мнение, что писатели, работающие в жанре публицистики, также создавали произведения искусства, и что некоторые критики тоже были художниками. Осано взвился, как оса, готовая ужалить.

— Ах ты, пидорюга вонючий, — кричал он, стараясь не пролить из

стакана, который он держал в одной руке, а другая зависла в воздухе, как будто он хотел ударить. — Ведь ты, как пиявка, живешь за счет настоящих писателей и еще смеешь утверждать, что ты, бля, человек искусства? Да ты вообще не знаешь, что такое искусство. Настоящий художник, бля, создает нечто из ничего, из самого себя, это ты понимаешь, козел вонючий? Он как паук, бля, все его творения в свернутом виде находятся в нем самом. А вы, засранцы, когда он сплел свои вещи, приходите и поганой метлой выметаете все на хер. Ты только с метлой и можешь управляться, ублюдок ты драный, больше ты никто!

Это ошарашило его друга, потому что он только что превозносил публицистику Осано и говорил, что это искусство.

А Осано отошел к группе женщин, которые ожидали, чтобы с ним пообщаться. Среди них была парочка феминисток, и не прошло и двух минут, как Осано, окруженный женщинами, вновь стал центром всеобщего внимания. Одна из женщин яростно вопила на него, а он слушал ее с изумленно-презрительным видом, и его зеленые кошачьи глаза мерцали нехорошим блеском. Потом ему это надоело.

— Вы, женщины, требуете равенства, хотя все даже не знаете, как обращаться с силой, — сказал он. — Ваша единственная карта — между ног, и вы всегда открываете ее перед вашими оппонентами. Сразу выдаете ее. А без этого у вас нет никакой силы, никакой власти. Мужчины могут обходиться без привязанности, но без секса — нет. А женщинам необходима привязанность, даже без секса.

После этого заявления женщины накинулись на него с яростными возражениями.

Но он отразил их атаку.

— Женщины все жалуются на брак, хотя это лучшее их приобретение за всю жизнь. Брак это все равно, что акции, которые вы покупаете. Существует инфляция и обесценивание. Для мужчин ценность брака все время падает. И знаете, почему? Женщины, старея, представляют все меньшую и меньшую ценность. А потом нам уже никуда от них не деться, как от старого автомобиля. Женщины стареют не так, как мужчины. Можете себе представить, чтобы пятидесятилетняя баба сумела затащить в постель двадцатилетнего мальчишку? Очень немногие женщины достаточно экономически независимы, чтобы покупать молоденьких, как это делают мужчины.

Тут одна женщина крикнула, что у нее есть любовник, которому двадцать. Это была довольно симпатичная женщина лет сорока.

Осано насмешливо улыбнулся:

— Поздравляю. А что будет, когда вам стукнет пятьдесят? Молодые девчонки отдаются им просто так, и боюсь, вам придется караулить их возле школы, да к тому же пообещать десятискоростной велосипед. И вы что, думаете, ваши юные любовники влюбляются в вас точно также, как молодые девушки влюбляются в мужчин? И у вас нет этого фрейдовского архетипа, образа отца, как у любого мужчины. Еще раз говорю, мужчина в сорок лет выглядит более привлекательно, чем в двадцать. В пятьдесят он все еще может быть весьма привлекательным. Это просто биология.

— Чушь собачья, — произнесла привлекательная сорокалетняя женщина. — Молодые девчонки водят вас, стариков за нос, а вы и уши развесили. Привлекательнее вы не становитесь, просто приобретаете больше власти. И все законы на вашей стороне. Когда мы изменим такое положение дел, все будет иначе.

— Ну, конечно, — сказал Осано. — Вы запустите такие законы, чтобы мужчины делали себе операции для того, чтобы выглядеть все безобразнее по мере того, как они будут стареть. Во имя честной игры и равных прав. Или закон, чтобы яйца нам отрезали, к примеру. Но правды это не меняет.