Пустой гроб
Шрифт:
Ни с того, ни с сего Дельфина подошла к Жюву, расхохоталась ему в лицо, потом залопотала, как маленький ребенок:
— Смотрите, сударь, хорошенькая у меня куколка?.. Я надела ей голубое платьице… Сегодня солнышко, скоро мы пойдем гулять, и я переодену ее в розовое.
Она обернулась к Фелисите.
— Ведь правда, Фелисите, мы пойдем гулять и возьмем с собой мою доченьку?
С восторгом смотрела она на куклу:
— Красавица моя!
Хоть Жюв и был скептиком, эта сцена глубоко его тронула. Немало повидал он в жизни людских страданий,
Так вот он каков, человек! Потрясение — моральное или физическое — шок, с которым не совладать, и вот уже мозг, ум ничего не значат, природа обращает вас в робкое, бесцветное существо, жалкое и смешное.
Несколько мгновений — и умница Дельфина Фаржо впадает в детство, делается помешанной, которая в свои почти тридцать лет думает лишь о том, какого цвета платье наденет она на куклу.
Жюв долго с грустью смотрел на бедную Дельфину, потом подошел к Фелисите.
Та поняла его безмолвный вопрос.
— Она совсем не злая, бедняжка, сколько в ней ласки, нежности, но понимать — ничего не понимает.
— Я слышал, профессор уделяет ей много внимания? — спросил Жюв.
— Вы не должны так говорить, сударь, — встревожилась Фелисите.
Старая медсестра забеспокоилась и испуганно поинтересовалась:
— Объясните лучше, вы-то как здесь оказались? Господин профессор наказал, чтобы Дельфина ни с кем не виделась и ни с кем не разговаривала — это необходимо для ее выздоровления. Я не должна была впускать вас.
Жюв покривил душой.
— Меня послал сюда сам профессор, — сказал он, — он и показал мне ведущую сюда потайную лестницу. Уж не думаете ли вы, будто я сам смог обо всем догадаться?
— Не думаю, — ответила старая медсестра. — Месье профессор очень следит за тем, чтобы никто не знал об этой лестнице. По-моему, даже его жена ни о чем не догадывается.
Тут Фелисите вспомнила, с какими словами Жюв ворвался в комнату.
— Теперь мне понятно, — сказала она, — почему вы спросили, где ребенок… Вы имели в виду нашу бедную девочку… Профессор и сам нередко так ее называет. Он не устает повторять: «Дельфина, дитя мое, будь умницей, слушайся и не капризничай»; ведь хоть она и взрослая женщина, обращаться-то с ней надо, как с младенцем.
Жюв продолжил ловкие свои расспросы.
— Профессор много ею занимается?
— Все свободное время.
— А почему он так хочет ее вылечить?
— Надо думать, сударь, профессор не теряет надежды, а, может, она доводится ему дальней родственницей; когда я поступила сюда работать, Дельфина уже жила здесь… Заметив, что я женщина серьезная да и не из болтливых, господин профессор поручил мне опекать ее, я почти все время при ней… Знаете, для меня лучше быть здесь, с Дельфиной, чем выхаживать послеоперационных больных — это, порой, так утомительно.
Наконец Жюв решился задать вопрос, который давно вертелся у него на языке:
— А почему профессор окружает лечение Дельфины такой таинственностью?
Ответа он не дождался; Дельфина Фаржо, спокойно игравшая с большой
Безудержное отчаяние охватило Дельфину.
Она безутешно зарыдала, приговаривая сквозь слезы:
— Куколка… куколка… бедная моя куколка…
Позабыв о Жюве, старая Фелисите кинулась к Дельфине и принялась утешать ее, уговаривая не думать о том, что случилось.
— Не надо плакать, Дельфина, сейчас мы пойдем и купим другую, еще красивее: она будет закрывать глаза, когда ты станешь ее укладывать, будет говорить: «папа, мама».
— Правда? — тотчас перестав плакать, спросила Дельфина. — Она правда будет говорить: папа, мама?
— Обещаю тебе, — сказала Фелисите, — только перестань плакать.
Дельфина перестала плакать, забила в ладоши, и опять зазвенел колокольчиком ее детский голос — голос, обманувший Жюва:
В лесу нам больше не гулять, Деревья все срубили…Слушая Дельфину, Жюв вздрогнул. Чья-то рука коснулась его плеча и, обернувшись, он очутился лицом к лицу с профессором Дро.
Поль Дро, только что неслышно вошедший в комнату, был сильно бледен.
— Сударь, — глухо вымолвил он, — что все это значит?
Сыщик не растерялся:
— Господин профессор, я готов все объяснить вам, но разговаривать мы должны с глазу на глаз.
Поль Дро молча указал на дверь и провел Жюва в соседнюю комнату — небольшую гостиницу, в которой стены были затянуты тканью, портьеры задрапированы.
Как только мужчины остались наедине, Поль Дро рухнул в кресло и обратился к Жюву:
— Сударь, вы поступили нескромно, непорядочно — вы силой вырвали тайну всей моей жизни. Вы позволили себе непрошенным ворваться в дом и обнаружили там беззащитное существо, которое я хотел скрыть от посторонних глаз… Вы поступили дурно, зачем вы это сделали?
Что отрицать — упрек был справедлив, но Жюву до смерти не хотелось объяснить хирургу, каким образом он раскрыл его тайну.
Жюз стал следить за Полем Дро, потому что несколько раз ему довелось слышать, как за дверью этой квартиры звонко щебетал ребенок — на самом деле то была Дельфина Фаржо; знаменитый сыщик ошибся, он подумал: это и есть пропавший Юбер, которого профессор держит в заточении.
Жюв вынужден был признать свою оплошность и снять с профессора чудовищное обвинение. Случилось досадное совпадение — Поль Дро и не думал прятать ребенка своей жены, а детские голосок, который неоднократно слышал Жюв, был голосом Дельфины Фаржо!
Жюв легко вывернулся из неприятной ситуации и, ничего не объясняя профессору, попытался еще кое-что у него выведать:
— Извините меня за нескромность, господин профессор. Что поделаешь — профессиональный долг… Некогда я знавал Дельфину Фаржо и живо интересовался ее судьбой; известны вам трагические обстоятельства ее жизни?