Пустой гроб
Шрифт:
Такие речи удивила Фандора.
— Наверное, так оно и есть, — согласился он, — но вам-то, нам-то какое до этого дело?
Настал через удивляться Жюву.
— Так ты не понимаешь?
— Не понимаю.
— Меня это попросту пугает. Если Фантомас действительно что-то замыслил, я предпочел бы, чтобы в зале были только ты да я: к чему подвергать опасности чужие жизни, ведь те, кто пришли сюда из любопытства, могут невольно стать жертвами драмы, в которой главные роли — наши!
Так рассуждали они еще долго.
Внезапно
— Полицейский Жюв и свидетель, журналист Жером Фандор. Следуйте за мной, господа, суд желает выслушать ваши показания одновременно.
Узкими коридорами судебный исполнитель повел Жюва и Фандора в зал судебных заседаний.
Тюремная машина доставила в тюрьму Консьержери сына Фантомаса Владимира; там его передали шестерым гвардейцам, которые, не спуская с него глаз, препроводили обвиняемого в зал суда.
Перед Владимиром распахнулась небольшая узкая дверь, и гвардеец скомандовал:
— Входите!
Сын Фантомаса вздрогнул, пригнул голову, шагнул вперед.
По залу прокатился глухой ропот; прямо перед собой Владимир увидел скамью подсудимых.
Охранники подтолкнули Владимира, и он упал на деревянную скамью.
Наконец-то увидел он огромный зал судебных заседаний, в котором должна была решиться его судьба.
Напротив места для подсудимых располагалась трибуна присяжных заседателей; трибуна показалась Владимиру невероятно огромной, и он подумал, до чего же все-таки жутко оказаться лицом к лицу с теми, кому предстоит решить, виновен ты или нет.
Возможно ли что-то скрыть, попытаться схитрить, защитить себя, когда ты сидишь вот так, против судей, когда они с легкостью следят за тем, как меняется выражение твоего лица?
Владимир совсем пал духом и отвернулся.
Справа от трибуны для судей помещалась кафедра, за которой уже водворился судья в красной мантии — сам прокурор республики. «Сейчас он произнесет обвинительную речь и потребует смертной казни», — решил Владимир.
Страж закона был холоден и неприступен, Владимира забила дрожь.
— Я пропал.
Начиная с этой минуты, он уже не способен был следить за тем, как разыгрывалась драма, в которой он выступал в заглавной роли.
Пелена застилала ему глаза. С трудом различал он огромный стол, на котором громоздились кодексы — за этим столом должны были занять места члены суда, им предстояло обсудить приговор, определить меру наказания.
Точно во сне, взглянул Владимир на судебного распорядителя, посмотрел на трибуну для прессы — карикатуристы иллюстрированных газет вовсю работали карандашами; это повергло его еще в большее смятение.
Все ополчились против него; внизу, на скамье, Владимир заметил стажера, который должен был защищать его.
Наверное впервые Владимир посмотрел на него с уважением, в глазах подсудимого
Сумеет ли найти нужные слова этот робеющий, любящий покрасоваться юнец, озабоченный лишь тем, какое впечатление произведет его защитительная речь?
Чтобы не слушать разглагольствования молодого адвоката, Владимир отвернулся и принялся разглядывать публику.
То, что он увидел, буквально ошеломило его.
Он рассчитывал, что публике не хватит места, что аудитория соберется самая избранная. Как всякий преступник, он уповал, что сможет разжалобить присутствующих, понравиться им и заручиться их симпатией.
С ужасом увидел Владимир, что зал полупуст, места для публики свободны.
На скамьях, где обычно рассаживаются адвокаты, с трудом можно было насчитать человека три-четыре: не обращая внимания на Владимира, они о чем-то шептались и выглядели очень серьезными.
— Почему в зале пусто? — перегнулся Владимир к своему адвокату.
Стажер поднял голову.
— Ходят слухи, — сказал он, — что здесь может появиться ваш отец… Естественно, это нагнало страху; кто знает, что может произойти? Вот никто и не пришел… Впрочем, вам это только на пользу, — добавил молодой адвокат, — я уверен, что страх перед Фантомасом позакрывает рты кое-кому из свидетелей.
Однако Владимир уже не слушал его.
Из слов юного стажера он понял только одно: все боятся, что отец вступится за него. Значит, есть надежда, что Фантомас попытается спасти его… Дерзкая отвага Гения преступников была так непредсказуема, а имя его, залитое кровью, внушало такой трепет, что даже судьи тряслись от страха.
Перестав дрожать и впадать в панику, Владимир обрел прежнее хладнокровие. Он распрямил спину, бледные щеки его порозовели.
«Отец спасет меня», — радовался он.
Еще минуту назад Владимир и не помышлял о защите, теперь же он решил биться до конца, любой ценой доказать свою невиновность.
Впрочем, долго раздумывать ему не пришлось. Судебный исполнитель громко выкрикнул:
— Прошу тишины.
Затем раздался голос судебного распорядителя:
— Прошу присяжных занять свои места!
А потом последовала традиционная фраза:
— Прошу тишины, господа… Встать, суд идет!
За присяжными, выходившими из совещательной комнаты, следовали судьи в красных мантиях, члены судебных палат.
— Обвиняемый, встаньте! — донеслось откуда-то издалека.
По указанию конвойных Владимир поднялся, потом снова сел.
Послышалось невнятное бормотание — это зачитывали обвинительное заключение.
Владимир не слушал.
Он сел вполоборота, не проявляя интереса ни к судьям, ни к присяжным, ни к генеральному прокурору, который время от времени окидывал его ненавидящим взглядом; Владимир не смотрел ни на одного из своих судей; всматриваясь в лица, он искал кого-то другого, кто непременно был там, в глубине зала, кто пришел, чтобы спасти его.