Пустой каприз

Трэвис Лилиан

— Прекрати. Ты и так сделала в жизни много хорошего и правильного, — резко ответил он и отвернулся, не в силах больше слушать.

Она говорит и говорит, а ему нужна сейчас тишина, чтобы собраться и преодолеть абсолютную растерянность, в которой он оказался.

Как могла Дейзи заболеть раком? Она еще так молода. И ни капельки не похожа на больного человека. К тому же эта женщина сейчас столь ослепительно хороша, как никогда до этого.

Сегодня, когда он увидел ее во время киносъемки, у него дыхание перехватило. Он глаз не мог оторвать от изящного изгиба ее скул, нежной и твердой линии подбородка, своенравно

изогнутых бровей. Дейзи сама по себе была законченным совершенным творением природы. Ни один художник не мог бы придумать более совершенного и одухотворенного лица.

И пусть они всю жизнь ссорились друг с другом, пусть у них была масса проблем, он никогда не желал ей зла. Даже случайно, в самые тяжелые минуты их размолвок.

— Мне очень жаль, Йост! — Она смотрела на него с тревогой. — Прости меня, если можешь. Я знаю, что создаю тебе проблемы.

Она просила о помощи, о прощении. И это его мучило. Неужели Дейзи думает, что нуждается в прощении? Неужели она ничего не знает?

Да, у них были разногласия, но ведь были и хорошие дни, не говоря уже о счастливых минутах такого абсолютного блаженства, какое он не испытывал никогда ни с одной другой женщиной. Хотя Дейзи и не была благородного происхождения и не умела так совершенно владеть собой, как Эйзе, но она... Она всегда была такая смешная, такая теплая, а еще страстная. В ней чувствовалась непреодолимая жажда жизни, которая выплескивалась через край, заставляя окружающих заряжаться этой энергией.

Дейзи притягивала к себе как магнит. Он запал на нее с самого начала. И сегодня вечером это случилось опять: влечение, желание. Нет, это была жажда обладать чем-то, чего никогда у него не было. Он боялся эмоций и не любил их, Дейзи отдавалась им без остатка. Она родилась женщиной, способной сделать счастливым любого, даже каменного или ледяного мужчину, подарить ему чувства, согреть своим огнем.

— Ты должен знать, — продолжала говорить Дейзи, — я не хотела, чтобы это случилось. И не собиралась причинять боль малышу или мешать тебе жить...

Она никогда не остановится, подумал Йост. Слова все лились и лились, и он не мог ее прервать. У него не было сил ей отвечать. Есть слова, а есть поступки. Просто нужно что-то делать.

Он сыт по горло своим пустым мотанием туда-сюда, которое в результате ни к чему не привело. И вот этот бесконечный разговор. Упущенное время...

Годы упущенного времени!

Дейзи наконец сообразила, что говорит она одна. Йост за все это время не произнес ни слова, он просто смотрел на нее, — и ответа в его глазах не было. Если бы он только что-нибудь сказал. Все, что угодно.

— Если Питеру будет здесь хорошо, то мне больше ничего не нужно, — прошептала она. — Если я буду уверена, что ему нравится быть с тобой, то все в порядке. Я уеду домой и буду делать все, что предписывают врачи.

— Когда ты собираешься обратно?

Вопрос Йоста застал ее врасплох. Потом она очнулась и ответила:

— Я купила билет на двадцать девятое.

— Стало быть, осталось девять дней.

— Да.

— А когда начнется лечение?

— Дней через десять после возвращения. Надо сделать еще несколько анализов, потом пройти полное обследование в больнице...

Дейзи внимательно наблюдала за ним. Казалось, Йост никак не может собраться с мыслями. Он постоянно потирал ладонью шею.

—

Ты действительно хочешь, чтобы Питер остался со мной? На все время, пока ты проходишь курс лечения?

— Я думаю, что так будет лучше.

Йост уставился в одну точку.

— Он испугается, что ты бросила его и больше не вернешься.

— Наверное. Особенно вначале. Но, я думаю, что, если он будет уверен, что мы в хороших отношениях и оба любим его, ему просто не придет это в голову. Эту проблему можно решить, если действовать согласованно.

Йост опять зашагал. Его широкая грудь тревожно вздымалась, голова покачивалась. Все эти последние шесть лет промелькнули перед ним, как кадры киноленты, запущенной в ускоренном темпе.

Вот Дейзи. Молоденькая стажерка, приехавшая в его фирму из Британии. Вот Дейзи, которая несется с распущенными волосами по зеленой траве спортивного поля. Вот ее глаза, когда он склонился над ней в ту ночь на «Амстеле». Ее руки, нежно и крепко прижимающие его к себе...

Он распахнул окно, присел на подоконник и замер, уставившись на деревья, залитые лунным светом.

Лунный свет напомнил ему об Эйзе. Он не позвонил ей и не заехал после обеда, хотя обещал. Мысли о баронессе заставили его напрячься еще сильнее. Йост захлопнул окно и повернулся к Дейзи.

— У тебя пока еще ничего не болит?

— Пока нет, — ответила она с оттенком сарказма, которого он не заметил.

— Хорошо.

Йост засунул руки в карманы брюк и нахохлился. Он выглядел сейчас так, будто на него одновременно навалились все проблемы мира. Было от чего прийти в отчаяние: Дейзи, Питер, Эйзе, аукцион, команда... Все требует неотложных мер, и нельзя одним взмахом меча разрубить этот тугой узел. Похоже, в жизни не бывает простых решений, потому что очевидные ответы не приходили ему в голову. Единственным советчиком сейчас была его совесть. Он привык ей доверять. Ей и голосу своего сердца.

— Я знаю, у тебя был план, когда ты ехала сюда, — сказал он. — У тебя возникли идеи, как все лучше организовать. Кстати, что ты хочешь получить в итоге? Чем я могу существенно помочь тебе?

С того момента, как она начала говорить, объясняя все по порядку, он не перебил ее ни разу, лишь внимательно слушал. А когда Дейзи закончила, кивнул.

— Хорошо, я все понял, — сказал он, ставя точку в этом тяжелом разговоре.

Йост никогда не приходил к Эйзе, не предупредив ее заранее. И уж совсем редко появлялся в ее доме в такую рань. Но если баронесса и удивилась его визиту, то никак не показала этого.

— Привет, милый! — проворковала она, когда горничная провела его в столовую.

— Доброе утро, дорогая, — ответил он, целуя ее в обе щеки. — Как твоя ушибленная голова?

— Все прошло, — улыбнулась Эйзе. — Теперь все в порядке.

Он внимательно смотрел в ее доброе веснушчатое лицо. Оно было свежее, чистое и совсем не измученное.

— А твой синяк выглядит сегодня хуже...

— Так всегда, дорогой. Синяки всегда становятся страшными, прежде чем исчезнут, — сказала она, освобождая ему место рядом с собой на изящном диванчике перед небольшим столиком, где был сервирован утренний кофе. — Я еще легко отделалась. Женщина, которая проехала на красный свет, заслуживает больших шишек на голове. Не надо быть такой экзальтированной дурочкой.